– Вы в этой квартире одна проживаете?
– А на основании чего Вы такой вопрос мне задаёте? Разве законодательство регламентирует, кто может проживать со мной в моей собственной квартире?
– С Вами, Алина Викторовна, может проживать кто угодно, но есть регистрационный учёт, и мы его отслеживаем. Желательно, что бы тот, кто с Вами проживает, на него встал.
– Вы регистрируете котов? – удивлённо осведомилась я.
– Нет, котов мы не регистрируем. Этим ветеринарные клиники занимаются.
– Там он зарегистрирован. У Вас есть ещё какие-то претензии ко мне?
– У меня вообще к Вам никаких претензий, Алина Викторовна. К нам просто поступил сигнал, что с Вами проживает незарегистрированный молодой человек. Он подходит под описание разыскиваемого подозреваемого по одному делу. Кстати, очень нехорошему делу, Алина Викторовна и было бы лучше, если бы Вы всё о нём рассказали.
– О ком о нём? Со мной кроме Кота никто не живёт. Лишь раз в неделю приходит помощница, убраться и всё.
– Я записи с камер за последнюю неделю отсмотрел. Трижды этот парень выходил от Вас и возвращался обратно. Всё так, как Ваша консьержка говорит. Петухова Екатерина Ивановна.
– Почему от меня? Кто-то видел, что он из моей квартиры выходил?
– Когда он выходит и входит, лифт на Ваш этаж едет. Ваших соседей я уже опросил, у них никто не живёт. Там дети, и видят они друг друга в том крыле. Здесь одна лишь Вы.
– Он мог специально по лестнице на наш этаж подниматься, – возразила я.
– Мог, – согласно проронил лейтенант, а потом с усмешкой продолжил, – только вряд ли, у него ключи в руках были точь-в-точь, как у Вас в коридоре висят на ключнице. У Вас ведь дополнительная дверь от лифта с камерой и домофоном, и ключ от неё очень необычный. Не надо его скрывать, Алина Викторовна, он подозревается в изнасиловании несовершеннолетней с отягчающими обстоятельствами.
– Мне странно, что подозревая, что он у меня в квартире, Вы вот так спокойно сидите в кресле, а не с пистолетом в руке и сопровождении ОМОНа всю мою квартиру осматриваете.
– Да вряд ли восемнадцатилетний парень воевать со мной полезет, – усмехнулся он. – Скорее всего сидит сейчас у Вас где-нибудь в кладовке и трясётся от страха. Мне Вас надо убедить его сдать и свидетельские показание дать. Пока Вы ничего не нарушили и лишь свидетельницей по делу пойдёте, а вот если и дальше скрывать его продолжите, то соучастницей станете. Вы подумайте об этом, Алина Викторовна. Это достаточно серьёзное правонарушение: скрывать подозреваемых.
Когда он закончил свою речь, я начала нервно смеяться. Нет, Вы только вообразите себе, что из-за того, что мне не хотелось переодеваться, влипнуть в такую историю.
– Что Вы смеётесь? – озадаченно осведомился тем временем полицейский. – Денис Вам другую версию происходящего озвучил, почему он скрывается?
– Нет, Дмитрий, – в нервах я забыла его отчество и виновато развела руками, – извините вылетело из головы, как Вас по отчеству.
– Вячеславович, – услужливо подсказал он.
– А, да, точно. Так вот, Дмитрий Вячеславович, я смеюсь не от этого, а от того, что за бандита Вы вместе с консьержкой приняли меня. Пойдёмте, покажу.
Я вышла в коридор, открыла раздвижную дверку одёжного шкафа, достала куртку, надела, потом с полки достала кепку и очки, тоже надела и повернулась к нему: – Похожа? Только не говорите, что теперь ещё и в изнасиловании меня подозреваете.
– Консьержка сказала, что разговаривала с ним. И Вас она знает. Она не узнала Вас по голосу?
– Я постаралась, чтобы не узнала, не хотелось, чтобы слухи по дому пошли, как я могу выглядеть, и домыслы разные для чего так выгляжу.
– И для чего это?
– Мне лень переодеваться в магазин! По дому я хожу не в платьях, как сейчас, а в шароварах, их сейчас тоже Вам покажу, и без макияжа. И если мне надо что-то купить, иду в магазин так. Ваш объект с камер ведь ненадолго выходил? Так вот, он, или вернее я, так в магазин хожу. Не имею права? Должна лишь при параде?
– Имеете, но зачем это скрывать?
– Я ненавижу, когда кто-то лезет ко мне с вопросами. Мне проще сделать вид, что это не я. Ну чем Вам доказать, что нет у меня в квартире никаких насильников? Хотите, проверьте всё, включая шкафы и кладовки. Нет здесь никого, – я повесила куртку обратно, и сделала приглашающий жест, указывающий на коридор.
– А почему Вы доставкой не пользуетесь?
– Ждать не люблю – раз, потом магазин у нас в шаговой доступности и выбрать можно любые овощи самой, потрогав их, а не брать, что привезли – два. И потом это моё право ходить в магазин, когда хочу, и в том виде, каком хочу, не подвергаясь остракизму, спровоцированному консьержками!
– Чему не подвергаясь? – озадаченно переспросил лейтенант.
– Ничему не подвергаясь! А остракизм, если Вы не знаете, это опрос с целью выяснить общественное мнение: изгонять из социума данного индивидуума или нет. Так вот, мне не хочется, быть предметом обсуждения у старушек, сплетничающих со всеми о личной жизни жильцов, конфиденциальность которой, кстати, охраняется законом. А теперь, благодаря Вам, я стану объектом злословия.