Тетрадь первая

— «Не ждите ни меня, ни моих писем…» Милый друг, я буду ждать Ваших дел.

* * *

— Ах, Вы и это слово писать задумываетесь? Для меня все слова малы, отродясь, всегда. И за малейшее из них я так: из недр — благодарна. Я и не такие выслушивала молча, не отвечая, как не отвечают на вздох. Для меня они все малы, я ни одного не боюсь, другой у меня ни за одно не отвечает. Я — ни на одно.

* * *

Не бойтесь. Я не кредитор. Я и свои и чужие забываю раньше, чем другой успеет забыть. Я не даю забывать — другому (т. е. эту роскошь оставляю за собой).

* * *

Я дружбу ставлю выше любви, не я ставлю, стоит выше, просто: дружба стоит, любовь лежит.

Horizontales-u-wertikales Handwerk [138].

* * *

Всё в мире меня затрагивает больше чем моя личная жизнь.

* * *

Сестра, это отсутствие страдания (не ее, от нее!). — Не будете. —

* * *

На моей горе растет можжевельник. Каждый раз, сойдя, я о нем забываю, каждый раз, всходя, я его пугаюсь: человек! потом радуюсь: куст! Задумываюсь о Вас и, когда прихожу в себя — его нет, позади, миновала. Я его еще ни разу близко не видела. Я думаю, что это — Вы.

* * *

Можжевельник двуцветный: изнизу голубой, сверху зеленый. В моей памяти он черный.

* * *

Нам с вами важно условиться, договориться и — сговорившись — держать. Ведь, обычно, проваливается потому, что оба ненадежны. Когда один надежен — уже надежда. А мы ведь оба надежны, Вы и я. (?)

* * *

Со мной сумел (вместил и ограничил) только один [139], вдвое старше Вас. Вместил, ибо бездонен, ограничил — ибо не любит женщин и этим всю женскую роль с меня снял, т. е. освободил от — и этой возможности, которая почему-то так сразу становится неизбежностью (решающей).

* * *

Мой дом — лбы, а не сердца.

* * *

Люблю мужественность и в мужчинах. Женственный (физически, ибо остальное — вне пола), женственный мужчина мне куда омерзительнее — быкоподобного, который — совсем не омерзителен, а только как бык <пропуск одного слова>: о чем думает?

* * *

(Стихи: Весна наводит сон. Уснем, 5-го апреля. Сдайся — ведь это совсем не сказка! — [140])

* * *

Стихи — следы, по которым я иду в Вашу душу. Но Ваша душа удаляется и я, раздосадованная, опережаю, делаю прыжок, вслепую, на авось, и потом, обмирая, жду: туда ли свернете?

* * *

Книгу должен писать читатель. Лучший читатель читает закрыв глаза.

* * *

Хлебная ложь (ложь самого хлеба, т. е. необходимости есть и жить).

* * *

А покаместь ты на небо

Не возьмешь меня к себе,

Сквозь какие толщи хлеба

Проедаться мне к тебе?

А покаместь […]

Ты меня не создал мышью —

Так зачем же закрома?

А рука строчит и стрóчит

Слог — стежок

Через сколько тысяч строчек

Пропеваться мне к тебе?

            …

            …

Ты меня не создал швейкой —

Так зачем же вороха

Лоскутов этих?..

* * *

Ребенок играет Цезаря с горшком на голове: шлем.

* * *

Книга должна быть исполнена читателем как соната. Буквы — ноты. В воле читателя — осуществить или исказить.

* * *

Оправдание предисловий:

Я ее писала, я лучше знаю, как ее читать.

* * *

Роману читателя с книгой предшествует роман писателя с книгой. Писатель старше читателя на все черновики. Писал — дед!

* * *

(Вроде предисловия к «Земным приметам»)

— Не читайте сразу: эта книга не писалась, а жилась и жилась 21/2 года. Прочесть ее в вечер то же самое что мне — прожить ее в вечер.

…Не судите сразу. Эта книга предвосхищенный Страшный Суд, с той разницей, что я-то говорю Богу, а меня-то будут судить люди. После нее мне Богу мало что останется сказать, если я что и утаивала, то — чужие грехи, ценные Богу только из собственных уст.

* * *

Единственный недостаток книги — что она не посмертная. — Для вас. —

Но успокойтесь: я не в землю зарываю, а сжигаю!

* * *

(NB! Книга никогда не вышла. 1932 г.)

* * *

Г<орние> Мокропсы, 10-го апреля 1923 г.

Пол в жизни людей — катастрофа. Во мне он начался очень рано, не полом пришел — облаком. И вот, постепенно, на протяжении лет, облако рассеялось: пол распылился.

Гроза не состоялась, пол просто миновал. (Пронесло!)

Облаком пришел — и прошел.

* * *

Если бы мужчины влюблялись: теряли голову — от сущностей, они бы теряли ее и от семилетних, и от семидесятилетних. Но они влюбляются в прерогативы возраста. Семнадцать лет, — значит то-то и то-то — возможно, а та же три года назад, та же!!! — и не посмотрят, головы не обернут.

Весьма расчетливое теряние головы, вроде 12% помещения капитала (от 4% до 20% — это уж дело темперамента — qui ne risque rien ne gagne rien, qui risque peu [141] — и т. д.). Но — всегда с %.

* * *

Но люблю я одно: невозможно.

Это, кроме поэтов, очень и очень редко любят еще и женщины.

* * *

Тайна: ведь это не от кого-нибудь, а с кем-нибудь. Третьему нечего обижаться, человек, который умеет втроем, первый предаст.

* * *

Летом Э<ренбург> однажды сказал мне: есть только три жеста: жест Евы к Адаму, жест Адама (оберегающий) к Еве, жест Евы к ребенку и Авеля, оберегающегося от Каина. Все остальные — вытекли.

— А голова, поднятая просто к небу?

Значит у меня к Вам — не первичный жест?

* * *