Тетрадь первая

* * *

Разве поезд — только поезд

И его ли ждешь?

* * *

28-го Октября по новому (Октябрь всегда пишу с большой буквы, из-за того — московского) вечером, в 11 ч. 20 мин. — на щеке — паук. (Espoir [109].)

* * *

Не нáдо вам моéй любóви!

Обманываю вас —

Панóве!

* * *

В Сочельник кончила Мóлодца. За два месяца — ни стиха.

* * *

Зов —

Прародины.

* * *

Можжевельник монашествующий.

* * *

Что любовную любовь

Отбываю, как повинность.

* * *

Растворяю окно: гора или облако?

(Не стих, запись)

* * *

Хочу написать Окно (за кисеей).

Запись одной весны (книга). Устрашает необходимость фабулы. Люблю не людей, но души, не события, а судьбы <под строкой: а со-бытиё — СО ВСЕМ>. Я не умею выдумывать, брезгую вымыслом. Так прекрасно всё спелось без меня.

* * *

Не люблю из черной работы — только мытье полов: чувствую действительное унижение: долу перед прахом (который отрясают с ног). И унижение не только <пропуск одного-двух слов>, просто: мне на четвереньках — низко. Пол хорош для лежания: вытянувшись как мертвец.

Проще: не люблю из черной работы — только мытье полов: слишком помойно.

* * *

Я не изгоню из этой книги людей, они в нее сами не войдут (как в мою жизнь).

* * *

Весна: звенящее, сквозное, не оперенное.

* * *

Котел. — Платформа. — Въезд. — Колодец. — Лысая гора (можжевельник). Дубовая рощица.

* * *

«Что с ним сделала жизнь». Жизнь, — но ведь это вёсны и лета и осени и зимы, и разливы рек, т. е. опять вёсны — и лета — что они с нами — нам — делали, кроме доброго?

«Что со мной сделала жизнь» — стихи.

* * *

Люби другое, и страдать будешь от другого — и страдать будешь по-другому: по-своему: родному <сверху: высокому>.

* * *

— Просквозило всю голову!

(на горе)

* * *

Встречи с П<астерна>ком, на платформе, ожидая поезда в Прагу.

* * *

Моя душа теряет голову.

* * *

Памятью и рассудком помню, что есть другая жизнь — горячая, где жарко. Сердцем — нет: оно всецело на службе моих горных подъемов (т. е. ног, и легких, и лба).

* * *

Весну этого года я увидела черной, в темноте, скорей услышала, чем увидела — в шуме разлившегося ключа, поздно вечером, когда уже ничего не видно.

* * *

Это книга отрешения: платье всё время падало, я его вяло удерживала — и вдруг задумалась, загляделась, а оно — <пропуск одного слова> — скользнуло и вот — кружком как пес у моих ног: жизнь.

* * *

Быть действующим лицом — да, если бы не с людьми! В лесу, например, — действующим лицом.

Мне плохо с людьми, потому что они мне мешают слушать: мою душу — или просто тишину.

Такой шум от них! Без звука. Пустой шум.

* * *

Знаю, что весна со мной сотворит — что не знаю (то, чего еще не знаю).

* * *

Запись моих близоруких глаз.

* * *

Я знаю, что за облаком — боги. Два слова во мне неразрывны: боги и игры. А наших земных игр не люблю: ни взрослых, ни детских.

* * *

Почему такая свобода во время сумерок? Уверенный голос, шаг, жест. А я знаю: лицо скрыто! Свобода маски. Мне в жизни нужно, чтобы меня не видели, тогда всё будет как <пропуск одного слова>. Исчезнуть, чтобы быть. (Не смерть ли?)

* * *

Я не больной. Больной неустанно меняет положение, потому что дело не в кровати, а в нем. Я металась, пока не напала на одиночество (единственный бок одиночества). Следовательно, дело было в кровати, а не во мне.

* * *

6-летний мальчик, сын режиссера, целует ручку. Ах, если бы не режиссера сын, а сапожника! — Сам —

(NB! Странно: переписываю эту запись — речь о Лелике Т<ур>жанском [110] — как раз в день его шестнадцатилетия: 25-го июля 1932 г. Он более чем когда-либо «целует ручку». В мифологию больше не играет, но танцует на балах.)

* * *

Моя душа слишком ревнива: она бы не вынесла меня красавицей.

* * *

Черный. Белый. Темный и светлый мне нужнее: больше дает. Думаю — п. ч. черный существует еще и как разряд: густоты, степени жара и пр. (Черный: жаркий: густой: резкий — ), т. е. как ряд определенных присутствий, мне ненужных, лишних, м. б. враждебных.

Черный: ряд (свойств и вещей), темный — всё.

* * *

Так, вопрос цвета решать светом, степенью света. Это я почувствовала осенью.

* * *

— Шум надувающихся и проносящихся ручьев. — Этого слова я искала вчера, проходя темным вечером по деревне. Черный остов церкви, запах березового лыка (размоченных ливнями плетней) под ногами вязь, грязь, — и справа и слева, вдогон и в обгон — шум надувающихся, торопящихся, проносящихся ручьев.

* * *

Думаю, что из всего что на свете видела и не видела я больше всего люблю Сицилию потому, что воздух в ней — из сна. Странно: Сицилию я помню тускло-радужной, <пропуск двух-трех слов>. Знаю (памятью), что в ней всё криком кричит, вижу (когда захочу) бок скалы ощеренный кактусами, беспощадное небо, того гиганта без имени под которым снималась: крайность природы, природу в непрерывном состоянии фабулы, сплошной исключительный случай, а скажут при мне Сицилия — душевное состояние, тусклота, чайный налет, сонный налет, сон.

Запомнила, очевидно, ее случайный день и час, совпавший с моим вечным.