— Люди делают по-разному, — деловито объяснила Катька, засовывая в рот бутерброд. — Свадьбы не будет, не надейтесь. Жить будем у Мити. Его мама в курсе. Можете пригласить ее в гости, а что касается подарков…
— Никаких подарков! — отрезала Татьяна. — Нет свадьбы — нет подарков!
— Ладно, — легко согласилась Катька. — Тогда купите диван просто так. А Ляля — постельное белье, — и ушла к себе.
Маму пригласили. Мама оказалась милой. Диван купили. Постельное белье тоже. Арик притащил невероятных размеров коробку со столовым сервизом на двадцать четыре персоны.
— Что мы с ним делать будем? — смеялась Катька. — В квартире помещаются три человека и кошка! Ну ладно, как раз на всю жизнь хватит!
Татьяна смотрела на Катьку, запихивающую в чемодан свои тряпочки, и ловила себя на глупом и стыдном. Она завидует своей дочери. Завидует той легкости, с которой та входит в новую жизнь. Той бестрепетности и бесстрашности, с которой вступает в новую семью. Ей не надо приглядываться, приспосабливаться, подделываться, ей не надо ломать себя. Она такая, какая есть. Такой и останется. Она примет чужие устои и обычаи, оставив за собой право решать, следовать им или нет. И никто не скажет ей: «Деточка! Тряпочку-то как следует выжимай!» И никто из ее гостей не услышит свистящее: «Здрассьти!» Она никому ничего не должна. Она в своем праве.
— Как ты думаешь, они… ну, целовались уже? — спросила Татьяна Лялю, когда они выходили из ЗАГСа.
— Насчет «целовались» не знаю, а все остальное точно делали, — ответила Ляля.
Татьяна испуганно вздрогнула.
— Ну что ты пугаешься! Раньше надо было пугаться. Теперь все уже. Поздно.
Прошел почти год, пока обустроили Катьку, собрали деньги и получили от тетки Муры приглашение. Последнюю неделю перед отъездом Татьяна гоняла по Москве, покупала подарки. Подарки были такие: две павловопосадские шали, одна черная, другая вишневая, набор расписных разделочных досок и три семейства матрешек. Кому нужны в Израиле расписные доски и матрешки, Татьяна слабо представляла, но Ляля сказала: «Покупай!» — и она купила. А вот шали — это вещь. Тетка Мура очень жаловалась, что зимой там не топят и от каменного пола у нее стынут не только ноги, но и спина с поясницей. Накануне отъезда Арик не спросясь притащил десятикилограммовый масляный обогреватель для каких-то дальних родственников. Татьяна возмутилась было эдаким бесстыдством, но Арик этого даже не заметил. Вытащил из кармана маленький металлический кружок с дыркой посредине.
— А вот сейчас я вам сделаю царский подарок! Называется осемон. Они там в Израиле им звонят. Вы слышали? Нет, слышали? Опускаешь в щель и звонишь.
— Многоразовый, что ли? — спросил Леонид.
— Почему многоразовый! Звонишь — и все. Упал — пропал. Фантастика!
В чем тут фантастика, Татьяна не поняла, повертела осемон в руках — двушка с дыркой, не более того, но Арик был так уверен, что подарок действительно царский, так радовался своей щедрости, так много об этом говорил, так шумно пил чай, так вгрызался в бутерброд с сыром! Пришлось осемон взять, поблагодарить и тащиться в Израиль с масляным обогревателем в специально купленной для этого огромной дорогущей сумке.