Тетива. О несходстве сходного

Сопоставим стихотворение Пушкина «Я вас любил» со стихами Владимира Маяковского (из поэмы «Про это»):

Больно?
Пусть...
Живешь и болью дорожась...

Я не сравниваю поэтов прошлого и поэтов настоящего. Подумаем о том, что модели мира созданы в поэзии, созданы для того, чтобы перестроить мир. Да, это слова, но слова особенные, которые ощущаются ртом, обновляют мышление, сбивают склероз понятий.

Лирическое стихотворение всегда история, но это не биография.

История человека вписана в историю человечества.

Она обобщена другими структурами, для поэта жизненными.

Маяковский писал Татьяне Яковлевой, которая задерживается в Париже. Он ее зовет к себе как к человеку и в то же время как к городу:

Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму —
одну
или вдвоем с Парижем.

Он звал женщину на «перекресток рук».

Он чувствовал себя городом, гражданином страны.

Пушкин в письме к князю П. А. Вяземскому писал: «Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции».

Пушкин соглашался с поступком поэта Мура, который уничтожил или утаил записки Байрона. Пушкин продолжает: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал как мы, он мерзок как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы – иначе»[116] .

Для Пушкина Байрон «Он» с его сложной судьбой. Слово «Он» написано с большой буквы.

Конечно, мы все заинтересованы в биографии великих людей. Издаем и жадно читаем целые библиотеки о жизни великих людей. Но надо помнить о том, для чего они жили, почему мы ими интересуемся – Пушкиным, Маяковским, Есениным. Потому что они поэты.

Маяковский в статье, написанной после смерти Есенина, выбрасывает из своего черновика строчку, им написанную. Строчка была такая:

Ни аванса вам, ни бабы, ни пивной.

Дальше идет рифма – «трезвость».

«Что с этими строками делать? Как их урезать? Урезать надо «ни бабы». Почему? Потому что эти «бабы» живы. Называть их так, когда с большой нежностью им посвящено большинство есенинской лирики, – бестактно. Поэтому и фальшиво, поэтому и не звучит»[117] .

Говорить о любовных стихах надо поэтично.

Боккаччо говорил, что не музы, а живые женщины подсказали ему лучшее в его творчестве. Надо быть благодарными за вдохновение.

Все изменяется в творческой памяти.

Когда Дон Кихота спросила герцогиня, кто такая синьора Дульсинея, не является ли она существом вымышленным, рыцарь ответил: «По этому поводу много можно было бы сказать... Одному богу известно, существует Дульсинея на свете или же не существует, вымышлена она или же не вымышлена, – в исследованиях подобного рода нельзя заходить слишком далеко».

С Санчо Пансой Дон Кихот говорит и более общо и трогательнее: «Так вот, Санчо, в том, что мне надобно от Дульсинеи Тобосской, она не уступит благороднейшей принцессе в мире... Неужели ты думаешь, что разные эти Амарилис, Дианы, Сильвии, Филисы, Галатеи, Филицы, коими полны романсы, песни, цирульни, театры, что все они и правда, живые существа, возлюбленные тех, которые их славили и славят поныне?»

Женщины, которым писал Пушкин стихи, которым посвящали стихи Есенин и Маяковский, существуют, живы.

Дон Кихот не позволил герцогине – хозяйке замка – шутить над его любовью. Почему рыцарь обидчив? Он не обидчив – он мудр. Любовь, любовь к определенной женщине, родилась не легко. Она была обведена, оконтурена в поэзии; в Библии она отмечена тем, что Иаков не просто хочет породниться путем брака с богатым Лаваном, который его приютил, – он хочет жениться на младшей дочери – Рахили – и право на любовь готов отрабатывать четырнадцать лет.

Академик Крачковский сделал исследование о любовной теме в ранней арабской поэзии. Тема эта – «Лейла и Меджнун». Меджнун – значит «безумный». На эти темы писал Алишер Навои. Герой поэмы Навои любит даже собаку с улицы, на которой живет любимая.

Избирательная, личная любовь связалась с именем Меджнуна. Она стала темой поэзии арабских стран, Ирана и стран берегов Каспийского моря.

Человек влюбился и стал безумным: он ищет именно Лейлу, а не другую красивую женщину.

Меджнун безумец больше, чем Дон Кихот; Меджнун – человек, безумию которого подражали герои рыцарских романов, а Дон Кихот рыцарю Амакдису.

Когда Меджнун встретился с Лейлой и они поцеловались, то звери лесные собрались вокруг них; травы вокруг выросли, как деревья, и закрыли любящих.

Любовь созревала в поэзии. Поэты создавали, сочиняли, то есть соподчиняли, то, что говорили и говорят люди, любящие друг друга, про любовь, то, что они обещали друг другу.