Пока муж сидел в кабинете врача, Катя оставалась дома. Сидела с ногами в кресле, сосредоточенно, грызла шкурку от мандарина, перечитывая статью в газете для автолюбителей. Здесь говорилось опять-таки об автокатастрофах, приводилась статистика по областям с начала года. Почему в летний период, при более безопасных условиях число несчастных случаев не сокращается?
Просто-напросто возрастает интенсивность движения.
В отдельном графике для тяжелых, со смертельным исходом аварий Катя отметила по Астраханской области ощутимый рост в августе.
Дальше снова спад. Его "заслуга", Гоблина.
Кое-что она уже знала об этой колоритной личности.
Двоюродный Катин брат имел салон по продаже автомобилей. По роду деятельности часто сталкивался с чинами из автоинспекции, не раз и не два сидел с ними за одним столом.
Вскоре после гонки по улицам Катя осторожно завела разговор о происшествии в городе.
Терпеливо выслушала то, о чем прекрасно знала сама: о "Харлее", о сейфе, о прыжке через окно и неизвестной блондинке на заднем сиденье. Но много и нового для себя узнала: кличку, проверенные и непроверенные слухи о прежних художествах.
Это не изменило Катиного мнения. Наоборот - тяга к существу с искалеченной рукой и грязными нечесаными волосами стала даже сильней. Она поняла, почему не в состоянии полюбить мужа, несмотря на его преданность, заботу, готовность тратить деньги на ее прихоти. Глубоко в ее душе сидел образ совершенно другого мужчины: грубого, немногословного, бесстрашного. Мужчины, который не станет заглядывать женщине в глаза, пытаясь уловить перемены в ее настроении. Любая женщина для него прежде всего добыча.
Катя не строила иллюзий, не думала, что сможет влюбить в себя такого человека, как Гоблин.
Ей и не нужна была любовь, не хотелось длительных отношений. Хоть раз в жизни причаститься к подлинной силе, к мужчине, который имеет право повелевать. Такой не задержится рядом, да и не надо.
Она ничем не выдала себя брату, не попросила разузнать побольше о владельце "Харлея".
Решила, что сама, не выходя из дому, учует след бородача, к чьей спине совсем недолго - меньше получаса - прижималась грудью и животом, за чей широкий пояс держалась обеими руками.
После визита к врачу Улюкаев продолжал исправно носить ей газеты. Время от времени пытался отвлечь. Свозил на три дня в Москву на концерт итальянской оперной звезды. Но в зале Большого театра, под огромной люстрой, медленно гаснущей на лепном потолке, Катя вспоминала о других декорациях: о вечерней улице с фонарями и огнями машин, о другой арии в исполнении милицейской сирены, о другом соседе, сидящем не сбоку, а впереди.
Они с мужем остановились в одной из лучших столичных гостиниц. Катя знала: Улюкаев не настолько богат, чтобы позволить себе выкидывать ежедневно по двести пятьдесят баксов только за номер. Не такой уж крупный у него бизнес даже по меркам областного центра. Но все-таки решил сделать ей подарок, в очередной раз попробовал угодить.
Она попросилась самостоятельно побродить днем по городу. Зашла к ГИБДДшникам, в самый что ни на есть головной офис. Покрутилась, поглядела на кривые и диаграммы, вывешенные для наглядности в коридорах. В конце концов отметила для себя три региона, выбившихся недавно в лидеры по тяжелым автокатастрофам: Нижегородскую область, Приморский край и Южный Урал.
Вернулась в гостиницу, в номер, куда муж заказал обед из ресторана.
- Оставил только на такси в аэропорт, - признался он.
Это был последний из трех вечеров в Москве, утренним авиарейсом им предстояло возвращаться.
Официант в строгом черном пиджаке и бабочке привез в номер весь заказ сразу. Заставил стол тарелками и тарелочками, разлил по рюмкам коньяк.
- Остынет ведь, - поморщился Улюкаев. - Я же просил хотя бы в два приема. Ладно, черт с ним.
Катя чувствовала себя обязанной получить удовольствие, и это отбивало всякий аппетит.
- За нас с тобой, - взявшись за рюмку, спокойно, без пафоса произнес Улюкаев.
- Я обойдусь. Завтра вставать ни свет ни заря.
Муж кашлянул и опрокинул коньяк, как опрокидывают стопарь водки. Побарабанил пальцами по столу, потом не выдержал и хлопнул кулаком. Вся посуда разом подскочила. Катина рюмка опрокинулась, отчего на скатерти, постеленной официантом, появилось мокрое, изысканно пахнущее пятно.
- У меня куча дел на фирме, а я, между прочим, все бросил, привез тебя сюда. Чтобы ты здесь ковырялась брезгливо вилочкой и в опере сидела с отсутствующим видом!
Катя знала, что раз в полгода муж срывается.
Последний срыв случился почти три месяца назад на дороге, когда он увидел ее с мотоциклистами. Поэтому были все основания не ждать следующего срыва так скоро.
- Без истерики, умоляю, - она устало прикрыла глаза.
Это окончательно вывело его из себя.
- Истерика? Ах ты дрянь!
Кате показалось, что он вот-вот сдернет скатерть вместе с дорогим ужином. Или швырнет в окно бутылкой. Но приступ бешенства быстро прошел. Улюкаев опустился на колени и спрятал лицо у жены на животе.
- Прости... Если бы ты хоть сказала, что не так, что тебя не устраивает.