– А что, он сам не мог приехать? – удивился Платон.
– У него ножки больные, – всё с той же ласковой улыбкой ответила Надежда. – Не может он сам ездить.
– Ранение? – с понимающей тревогой в голосе спросил Вилен Архипович.
– Нет, – Надежда зашуршала пакетом, достала кулёк с шоколадными конфетами, раскрыла его и предложила: – Угощайтесь, пожалуйста.
Вилен Архипович, поблагодарив, отказался. Ирина тоже.
Платон с радостью взял две конфеты и продолжил расспрос:
– Он что ли упал?
– Родился такой, – спокойно объяснила Надежда, – ручки и головка хорошие, а ножки так не пошли.
– Как же вы его сюда привезли? – сочувственно спросила Ирина.
– У нас коляска хорошая, – Надежда достала из кулька конфету, покрутила её в руках, положила на колени. – Да своя ноша ведь не тянет. Муж на шахте погиб. Я одна с сыном осталась. Слава Богу – путевки бесплатные в санаторий дают и дорогу оплачивают.
– Представляю, что за санаторий, – не сдержался Вилен Архипович.
Надежда положила кулёк с конфетами на столик и улыбнулась Вилену Архиповичу:
– Ну что вы! Хороший санаторий. Еда вкусная. Мясное каждый день. Процедуры.
– Как же вам тяжело…, – задумчиво произнесла Ирина.
– Поначалу трудновато было, – согласилась Надежда, – а потом привыкла. Да и грех нам жаловаться. Нас Господь миловал.
Она перекрестилась, немного помолчала, будто вспомнила о чём-то важном, и продолжила:
– В нашем в посёлке много больных ребяток. Только мой-то спокойный и умненький. А вот у соседки моей горе настоящее. Она сына привязанным на кровати держит. Один раз отвязала, так он чуть дом не спалил, – Надежда покачала головой: – Нет, нам жаловаться грех. И в компьютере сынок разбирается. Работает на нём. И ребята в гости заходят. И сам на крыльцо может выйти – руками от пола толкается и шаг за шагом, шаг за шагом. Да так ловко у него получается!
Надежда на мгновение замерла, покивала каким-то своим мыслям и тихо повторила:
– Нет, нам жаловаться грех.
Она задумчиво развернула конфету, откусила кусочек и, немного посмаковав, радостно улыбнулась:
– Вкусно! Сразу видно, что на курорте сделано.
Ирина прижала к себе Платона, поцеловала его в макушку и, уткнувшись в кудрявую шевелюру сына, заплакала. Вилен Архипович тяжело вздохнул, снял очки, нервно сложил газету и отвернулся к окну.
Поезд тихо тронулся.
Сделка
– Привет, соседи! – раздался из-за куста сирени голос, и вслед за ним появилась бабуся, возрастом перевалившая за семьдесят. Впереди семенила лохматая, вся в репейниках, дворняга.
– Милости просим! – радушно воскликнул Иван. К своему сорокалетию он выгодно купил дом в деревне и второй день вместе с женой и собакой наслаждался природой и умеренным физическим трудом. – С того берега оврага к нам?
– Угу, – неопределённо ответила бабуся. – Обживаетесь?
– Порядок наводим, – приветливо ответила Маша, выходя из террасы. За ней выбежал йоркширский терьер с бантиком на челке.
– Откуда будете? – спросила гостья, осматривая двор.
– Из Москвы, – отозвался Иван.
– Из Москвы… – протяжно прогудела бабуся, многозначительно кивнула и поинтересовалась: – Звать как?
– Иван и Мария, – охотно ответила Маша.
– А эту? – бабуся ткнула пальцем в сторону терьера.
– Юта, – Маша погладила собаку.
– Старая? – сочувственно спросила бабуся.
– Почему старая? – обиделась Маша. – Три года.
Бабуся перевела взгляд на Ивана:
– А лысая почему?
Иван потёр обритую голову:
– Тримминг-щипку сделали.
– Ощипали, значит. Зачем? – удивилась бабуся.
– Для красоты. И чтобы репейники не цеплялись, – неуверенно объяснила Маша.
– У нас на том берегу такие репейники бегают, – усмехнулась бабуся, – только успевай щенков в лес отвозить!
Маша схватила Юту, занесла её в дом и, быстро вернувшись, предложила:
– Может, чайку?
– Кофейку лучше, – хитро улыбнулась бабуся. – Видала, у вас кофемашина имеется.
– Что значит, видели? – Иван удивлённо взглянул на жену.
Толстые стёкла очков бабуси недобро сверкнули на солнце.
– Я, милые, высоко сижу, далеко гляжу, всё подмечаю: окна плохо помыты, на телевизоре пыль, по дому в исподнем шастаете. – Она сморщила нос и прогундела: – Да ещё кое-что.
– Послушайте, – Иван запнулся.
– Инесса Леопольдовна, – подсказала гостья.
– Окей, – с трудом сдержался Иван, – не знаю, как высоко вы сидите, и куда глядите, но вы должны понимать, что подсматривать неприлично. Очевидно же!
– Очень видно! – обрадовалась бабуся. – Только я не подсматриваю, а рассматриваю. Вот гляжу, как ты траву штукой этой мучаешь, – она показала на газонокосилку, – и сердце кровью обливается.
– Мы здесь на отдыхе, – пролепетала Маша.
– Ты, милая, отдыхай, – сжалилась бабуся и тут же строго добавила: – но помни – у нас в деревне всё как на ладони. Вы на этом берегу оврага отдыхаете, а мы на том наблюдаем.
Она сорвала сухой колосок, поковыряла в зубах и, прикусив его передними зубами, сообщила:
– Наш профиль – сглаз да порча.
Иван нервно рассмеялся:
– Да что вы, ей богу! Двадцать первый век на дворе!
Бабуся сплюнула колосок и миролюбиво сказала:
– Вам повезло, что мой дом супротив вашего. Со мной договориться можно.
Хозяева обменялись удивлёнными взглядами.