— В начале этот R.A.B очень сильно меня пугал, — Марлин нервничала. — Согласись, довольно странно, когда какой-то незнакомец снова и снова признается тебе в любви, без конца пишет письма, или записки. Это, конечно, приятно, но, — она зябко поджала плечи. — Сразу кажется, что за этими письмами прячется какой-нибудь псих, или маньяк. Я показала эти письма Фабиану, но его они смешили, он думал, что это кто-то из младшекурсников сходит с ума, кто еще стал бы писать так…так — тут Марлин запнулась, явно не зная, как подобрать замену словам Фабиана. — Я даже хотела обратиться за помощью к Макгонагалл, а потом случайно увидела, как Регулус кладет записку с инициалами в мою сумку. Тогда-то и поняла. Р.А.Б.! Это же было так просто. Правда, я не успела ничего ему сказать. Он увидел меня и… сбежал. А потом… потом убили папу. Я уехала в Лондон к бабушке. И там получила еще одно письмо. Но, на этот раз оно было другим… — Марлин вздохнула. — Совсем другим.
…Дом Селии Маккиннон располагался в самой богатой и красивой части города. Двухэтажный белый особняк, старинная десертная архитектура, кованые изгороди и высокие деревья, как две капли воды похожий на все особняки на этой тихой, снежной улице. Марлин жила на втором этаже за тюлевыми занавесками. В детстве ей нравилось приезжать сюда, нравился этот дом, нравились его запахи и шорохи. Но без папы все здесь стало чужим.
Она вышла из дома в тот день, кутаясь в ярко-красный шарф. В кармане у неё лежало письмо от R.A.B. На сей раз его автор обошелся без пылких признаний в любви. Письмо было полно глубочайшего раскаяния и мягких слов сочувствия. Вместе с ним прибыл маленький сверток, внутри которого Марлин обнаружила пару черных жемчужных сережек изумительной работы — подарок на Рождество. Именно это вынудило её нарушить собственное условие и назначить R.A.B встречу — вечером, в кенгсингтонских садах, недалеко от её дома.
…Регулус стоял рядом с группкой заснеженных елок. Он чудовищно волновался. Бледное, скуластое лицо юноши заливал слабый румянец, глаза нездорово блестели и их взгляд метался по парку, как спущенный с поводка спаниель.
Марлин подошла к нему поближе и остановилась, спрятав замерзшие руки в карманах куртки. Регулус еще добрых полминуты оглядывал парк, а когда случайно глянул в её сторону, судорожно вдохнул и отступил назад. Его желудок схватил спазм ужаса, какой бывает, когда осознаешь, что чья-то рука лезет к тебе в карман.
Марлин подождала еще секунду, надеясь, что он что-нибудь скажет, но Регулус Блэк ничего не говорил, просто таращил на неё свои щенячьи глаза и все. Она вздохнула и шагнула ближе, нащупав в кармане письмо и сверток.
— Я хотела… — холодно начала было она, как вдруг Регулус протянул ей розу. Боже правый. Розу. Тонкую, на шипастом стебле, с замерзшим белым бутоном. Регулус испуганно проследил за её взглядом, запунцовел еще больше и нерешительно приподнял цветок.
— Это… вам, — срывающимся голосом проговорил он, воровато поглядывая на неё. Со второй попытки поднял руку и протянул цветок. — Я… я не знаю, как принято у вас… я имею в виду…
— У грязнокровок? — поинтересовалась она со слабой улыбкой. Регулус глотнул воздуха, как будто хотел проглотить это слово, чтобы оно не висело между ними.
— Мисс… Мар…мисс Маккиннон, мне очень жаль, что с вашим отцом приключилось это… это…несчастье, но я не…
— С ним не приключалось несчастье, — прервала его лепет Марлин, прямо глядя наследнику дома Блэков в глаза. Мерлин, она же не хотела говорить об этом, тем более с ним!
— Его убили, понятно? Его убили Пожиратели. И я почти уверена, Регулус Блэк, ты знаешь, кто именно это сделал.
Регулус так и дернулся, услышав собственное имя.
— Я не знаю! — несчастным, отчаянным голосом выпалил он, подступая к ней. — Мисс…Ма… Марлин, если бы я мог… но я же не могу отвечать за всех… в-возьмите эту розу, пожалуйста.
— Я ненавижу розы! — щекам вдруг стало тепло. Слезы. На похоронах отца все было в розах, каждый фут покрывали эти чертовы цветы. Она вытерла лицо дрожащей рукой.
— Мисс Маккиннон, если бы я только мог вам помочь. Простите меня, если я вас обидел, я не хотел, я не думал, — вместе с новой порцией румянца к нему как будто вернулись силы. Глаза заблестели живее, он шагнул к ней, всем своим видом показывая готовность немедля отдашть душу за её прощение. Явно не так он представлял себе эту встречу, раз притащил на не цветок и воспользовался одеклоном. — Поверьте, я так искренне вам сочувствую, я…
— Зачем мне твои сочувствия? — слезы все катились и катились из её глаз. — Верни мне моего папу! — неожиданно крикнула Марлин и на них начали озираться. — Верни его мне! Сделай так, чтобы он сидел с нами за рождественским столом сегодня! — она захлебнулась слезами, вытерла нос перчаткой, выпростала из кармана письмо и сверток, схватила остолбеневшего Регулуса за запястье левой руки и развернула её ладонью вверх.