test

- Давай, Гоха, хватит за нос водить! Мы милиция, а не «бакланы» и не «пельмени»! Отвечай, живо, что ты знаешь про «ГОГР»?

- Ничего! – нагло выплюнул Гоха, показал язык, завалился на нары и захрапел практически сразу.

Недобежкин рассердился, схватился за бока, но, как сказал Ежонков, у Гохи мозги забиты «спамом», и добиться от него чего-либо всё равно не получится. Хоть ты его бей, хоть подари ему «Феррари».

- Ладно, – смягчился начальник. – Оттащите этого Объегоркина в свободный «номер», и пойдём пушить нашего подземного.

Сидоров подхватил спящего Объегоркина под мышки. Он оказался тяжёл, и поэтому на помощь сержанту пришёл Пётр Иванович. «Свободный номер» в изоляторе остался только один, пятнадцатый, по соседству с подземным копателем, вот туда-то и был поселен бывший помощник участкового, а теперь – член «чёртовой банды» – Владимир Объегоркин.

====== Глава 39. Лицо безликого. ======

«Диггер» в своей камере одиноко лежал на нарах и пялился в потолок рыбьими глазками.

- Ну, привет, – поздоровался с ним Недобежкин, присаживаясь рядом на краешек нар.

- Здравствуйте, – отрешённо пробормотал «диггер», не вставая и не двигаясь. – Если вы будете меня допрашивать – я знаю только то, что сидел в какой-то камере… или комнате… Я не знаю точно, но она была заперта. Сначала я там был совсем один, но потом – пришла она и открыла дверь. Она повела меня… Но я сбежал от неё.

- Простите, «она», это кто? – уточнил Недобежкин. – Вы её знаете?

- Нет, не знаю, – ответил «диггер». – Она назвала меня «чувик» и всё время твердила про какого-то Гейнца. Что как будто бы этот Гейнц и держит всех в плену. А я не знаю никакого Гейнца и не знаю, как я попал туда, к ним в плен. И ещё – я не знаю, как меня зовут, я не знаю, где я живу… Я ничего про себя не знаю…

- Вот те на, приехали! – буркнул Недобежкин, сложив руки а-ля Наполеон. – И что, совсем ничего не помните?

- Нет, – пролепетал «диггер», поморгав пустыми глазками.

- Васёк, давай я его вспушу, что ли? – предложил Ежонков и выволок из кармана свой любимый самодельный маятник. – Сейчас он у меня живо язычок развяжет!

Пётр Иванович не особо верил в силу маятника, поэтому только плечами пожал, а вот Недобежкин – он был уже готов на всё, чтобы разгрести глохнущее тридцать седьмое дело. Он даже уже и поверил Ежонкову насчёт его «фашистских агентов». А кем же ещё может быть человек по имени Гейнц?

- Ладно, Ежонков, пуши, – разрешил начальник. – Только смотри – если превратишь его в козла – можешь чесать к себе в СБУ, ферштейн?

- Расслабься, – примирительно мурлыкнул Ежонков и подкрался к новому «подопытному» на «мягких лапах». – Сейчас, сейчас, вспушу…

«Диггер» не возражал против того, чтобы его гипнотизировали – он вообще соглашался со всем на свете, до такой степени «верхнелягушинские черти» «съели» его силу воли. Когда Ежонков усадил его на нарах – он не издал ни звука, а просто послушно сел. Он не издал ни звука, когда Ежонков начал качать свой маятник у его носа. «Диггер» легко вошёл в состояние сомнамбулы и уснул гипнотическим сном.

Сидоров всё это время внимательно наблюдал за тем, как старается Ежонков и разглядывал пленного «диггера». Сержант никак не мог понять, почему, но он вдруг подумал, что этот «копатель» чем-то напоминает ни кого иного, как Кашалота! Да, Кашалот толстый, усатый, а этот «диггер» – нет, наоборот, худой и без усов – вместо усов у него неопрятные косматые клоки бороды. Но всё равно – он похож на Кашалота – как если бы Кашалот вдруг похудел и сбрил усы. «Почему, собственно, на Кашалота?» – удивился про себя Сидоров и продолжил наблюдать за тем, как гипнотизёр Ежонков терзает бедного «диггера». «Диггер» сидел на нарах и по приказу Ежонкова монотонно цитировал скучный параграф из учебника истории. Рассказывал что-то про Отечественную войну – до того заунывно, что хотелось либо спать, либо выть. Наконец, Ежонков удовлетворился изложением исторических фактов и, зевнув полным ртом, скомандовал:

- Стоп! – и «копатель» затих.

- Как тебя зовут? – потребовал от него Ежонков тоном Кашпировского.

«Диггер» страшновато выпучил зрачки, разинул рот так, что стали видны гланды, и громогласно, вдохновенно произнёс:

- Бе-е-е-е!

- И всё? – взвился Недобежкин и вскочил с нар. – Ежонков, я тебе чётко разъяснил, что если он окозлеет – я с тобой больше не буду работать. Разъяснил?

- Да подожди, Васёк! – попятился Ежонков. – Я же только начал…

- Начал, а он уже баранит! – констатировал Недобежкин. – Запёрло его «на первой ноте»! Всё, Ежонков, ноги в руки – и колеси отсюда! Ты, кажется, у нас в отделении не работаешь!

- Да, Васюха, я же только начал! – оправдывался Ежонков. – Сейчас, я его ещё подпушу, и он как миленький, заговорит!

- Ты уже подпушил! – отрезал Недобежкин. – Глянь! – он показал пальцем на «диггера».

«Диггер» стоял на нарах на четвереньках, бодал стенку и, не прекращая, орал:

- Бе-е-е-е! Бе-е-е-е! Бе-е-е-е!

Он так яростно колотил лбом в эту твёрдую кирпичную стенку, что Сидорову пришлось схватить его за руки и оттащить на середину камеры.