test

Сидоров вышел из служебной «Самары» в след за Петром Ивановичем и так же, за ним, поднялся на высоту восьми ступенек к сизой металлической двери. Пётр Иванович взялся за ручку двери, собираясь открыть её, как дверь распахнулась сама собой, и оттуда выскочила некая дородная пожилая дама в балахонистом, мешковатом платье, цвета «вырви глаз». Серёгин едва успел отпрыгнуть назад, иначе был бы стёрт и размазан по земле тяжестью двери и дамы. Испуская слово «Ох!», дама усеменила во двор, шаркая по лужам растоптанными галошами. Огорошенный её появлением Пётр Иванович медленно подполз к болтающейся на петлях открытой двери и осторожно заглянул за неё, опасаясь новых сюрпризов. Из-за его спины выглядывал не менее огорошенный Сидоров. Не заметив опасности, Серёгин решился на первый шаг и переступил порог. Сидоров немного потоптался на металлической площадочке перед дверью, но, увидев, что Пётр Иванович углубился в темноватый и сырой коридор, поспешил сделать то же самое. Оказалось, что пожилая дама, выскочившая из опорного пункта, была там далеко не одна. Все стулья вдоль стены коридора заполняли разногабаритные и разноцветные старушки, которые галдели, словно на птичьем базаре, и даже замахивались друг на дружку посошками и котомками. А иногда – пытались без очереди ворваться в кабинет, крайний слева.

- Штурмуют, – заметил Сидоров, наблюдая, как пышнотелая и высокая мадам, отпихнув парнишку с повязкой дружинника на рукаве куртки, рывком устранила со своего пути серую дверь и проникла в тот самый кабинет.

- Что-то у них уже случилось, – констатировал Пётр Иванович, слыша, как она там орёт писклявым голоском:

- Та, до каких пор это будет продолжаться?!

- Кажется, мы не вовремя пришли, – заметил Сидоров, когда у того же кабинета плотной толпой сгрудились остальные старушки и разгалделись так, что могли заглушить старт ракеты, где громкость звука 190 децибел.

Пётр Иванович пошёл на прорыв. Вытащив из кармана своё удостоверение, он вклинился в эту шумную ораву, внеся в её ряды существенное замешательство. Крики становились всё тише, и, наконец, смолкли. Старушки очистили пространство перед дверью в кабинет участкового, заняли стулья, взяли на колени котомки и придвинули поближе посошки, чтобы не выпирали в проход. Когда Пётр Иванович «рассёк» агрессивную толпу и добрался, наконец, до нужного кабинета – вслед за ним «в струе» двинулся и Сидоров.

Участкового нашли взъерошенным. Он ёрзал, сидя за своим неновым столом и, нервничая, размашисто и коряво выписывал на листке принтерной бумаги некий текст. Едва узрев Серёгина, он устало поднял унылое лицо, выкруглил глазки и простонал:

- И у вас черти?

- Что? – удивился Пётр Иванович и тоже, в свою очередь выкруглил глазки.

- Они ко мне с самого утра выстроились и жалуются, что у них по ночам черти в домах возникают, – плакался участковый, калякая на своём листке ужасные каракули и перечёркивая написанный текст. – И вчера, и позавчера, и… С того момента, как обвалилась штольня – никак не успокою…

Едва услышав слово «штольня», Серёгин встрепенулся. Встрепенулся и Сидоров, который до этого топтался у двери и разглядывал постер группы «Любе» на стенке, рядом с коричневым стареньким шкафом.

- Вы сказали: «Штольня?!» – шумно выкрикнул Сидоров и подбежал к столу участкового, заставив его испугаться и чиркнуть через весь свой текст жирную прямую линию.

Пётр Иванович шикнул на несдержанного сержанта, а потом объяснил изумлённому участковому, кто они такие и назвал цель визита.

- А, – облегчённо выдохнул участковый, скомкав испорченную бумагу и достав новую. – Как только штольня в шахте Кона обвалилась, так все с улицы Грабовского приходят и талдычат, что у них в домах какие-то черти возникают. Я уже не знаю, что с ними делать… Только что одна ворвалась и начала костылём по столу стучать…

- Фью-ить! – присвистнул Сидоров, разглядев отчётливые вмятины на столешнице.

- А бомжи, – продолжал участковый, переписывая всё, что написал на испорченной бумаге в чистую. – Они в каждом подвале торчат. И почти все они – Васи, хотя по паспорту и не Васи никакие – им так удобно, Васями быть. Хотя, можно в заброшенный дом сходить, – участковый снова что-то напортачил в своих записях и теперь осторожненько срезал ошибку бритвочкой. – Они там себе тюленью лёжку организовали. Сколько раз уже вышибали и заколачивали, нет, всё равно, возвращаются…

У участкового была очень гуманная фамилия – Мирный. И выглядел он тоже гуманно – невысокого роста и нетолстый – не то, что здоровяк Подклюймуха. Он оставил свои записи в кабинете и поехал вместе с Петром Ивановичем и Сидоровым в заброшенный дом. Старушки на стульях у стены недовольно роптали, когда он проходил через их «строй», но Мирный им гуманно соврал:

- Мы едем осматривать штольню и выгонять чертей.