Тесей

Медея, приспустив пушистые ресницы, посмотрела на царя пристальным взглядом черных глаз, в которых ему почудились желтые искорки. Огладив свою высокую, как у девушки грудь и все еще стройные в меру округлые бедра, Колхидянка томно сказала:

— Мне удивительно самой, что я стыжусь прямо сказать, но, если ты велишь… Ведь ты, Эгей, мужчина еще не старый, и я теперь свободна, словно свежий ветер. Поэтому совсем не стоит ждать, когда детей желанных нам ниспошлют бессмертные, и к магии в таких вопросах не надо обращаться, с тобой мы потрудиться на брачном ложе сможем сами! И до рождения ребенка свое отцовство ты увидишь скоро по моему чреву.

Пухлый мягкий рот Эгея, почти всегда полуоткрытый, теперь открылся полностью, да так открытым и остался. Придя в себя от изумленья, царь посмотрел на Медею с мечтательно — доверчивой улыбкой и молвил:

— Ах, как заманчивы твои все обещанья сделать меня отцом, особенно мне нравится последнее, что ты сейчас сказала. Я весь ушел измученной душой в желанье это сокровенное, я весь захвачен им, и, если все это будет правдой, я буду на руках тебя носить.

— Ну, в добрый час, Эгей, и в добрый путь! Зачем откладывать сильнейшее из наслаждений, от которого родятся дети? Пойдем скорее на твою постель, и ты узнаешь какова Медея на брачном ложе. Завтра утром ты проснешься помолодевшим и счастливейшим из смертных! Ведь золотая чаша с пенящимся напитком фиалковенчанной Киприды Амблогеры отвращает даже старость, а ты ведь не старик еще — мужчина!

После таких речей, Эгей мало что принял ее в своей стране и пустил на царское свое ложе — он соединился с ней узами законного брака, может быть потому, что она все еще очень красива была или же потому, что своими словами, навеянными Кипридой, она больше, чем зельями, околдовала его.

И вот семейная идиллия искусной волшебницы и оказавшегося в ее власти начавшего уже стареть царя оказалась под угрозой из-за внезапного появления юного героя Тесея, явившегося в Афины из Трезена под видом простого путешественника и свершившего по дороге много доблестных подвигов.

95. Медея уговаривает Эгея отравить Тесея

Некоторые говорят, когда в Афинах появился Тесей, Медея, сведущая в магии и в прорицаниях, сразу поняла кто он такой. Другие утверждают, что ей доложили о появлении в Афинах героя с необычным мечом и палицей, и ее терзала догадка, что это и есть сын Эгея, о рождении которого в Трезене она давно знала.

Колхидянка сказала ни о чем не подозревавшему, доверчивому, но привыкшему вечно опасаться заговоров и мятежа со стороны братьев и племянников супругу:

— Милый, проснись. Когда ты еще сладко дремал, как ребенок, не знающий ни забот, ни тревог, глашатай мне доложил, что к нам во дворец неизвестно откуда прибыл юноша дерзкий видом. Я незаметно на него посмотрела из дворца в наше маленькое окошечко. Он хоть возрастом кажется юным, как племянники твои Паллантиды, но вызывает в моем сердце безотчетный страх и большую тревогу. Ведь сам ты знаешь, что я чувствую сердцем опасных людей. Юноша этот явился к нам с медной палицей и мечом и снимать при входе во дворец ни за что их не хочет. Это может быть сын одного из страшных разбойников, промышляющих на Истмийской дороге, нанятый твоими братьями или племянниками.

Эгей кинулся к небольшому окошку, позволяющему незаметно наблюдать за всеми ожидающими приема царя и через некоторое время озабоченно обратился к супруге:

— Ты права милая — очень этот эфеб подозрительный. А ведь всех Паллантидов в лицо я не помню. По-моему, он похож на моего брата Палланта и ликом, и статью, и выражением надменным лица. Что ты, мудрейшая, как сама Метида, супруга, мне посоветуешь: принять его перед завтраком, став в окруженье охраны или силой заставить его оставить в моей кладовой меч с медной палицей и безоружного пригласить к нам на завтрак, или же с ним не встречаться совсем и приказать охранникам его выгнать?

Прежде, чем ответить, Медея долго смотрела в окошко и потом так сильно задумалась, что до крови прикусила губу. Своими большими черными глазами и зрением острым она смогла рассмотреть на рукоятке меча Тесея герб Эрехтеидов и удостоверилась, что это действительно родной сын Эгея. Царица, рассеянно поглаживая две толстые косы матовых черных волос, уложенные на высокую грудь и посасывая кровь из прикушенной пунцовой губы, невесело думала: