6 декабря 1876 года землевольцы устроили в центре Петербурга смотр своих сил и это было неслыханно в империи. На площади у Казанского собора собрались около тысячи студентов и почти триста рабочих. С речью о Чернышевском, о бесправии рабочих и политических преследованиях выступил Георгий Плеханов. Вдруг над толпой вылетело большое красное знамя с четкими буквами «Земля и воля». Городовые тут же засвистели, и окружавшая демонстрантов полиция рванулась к знамени. В колоссальной драке в сердце империи демонстранты отбрасывали городовых. Полицейские с дворниками ударили и с другой стороны, и на величественном Невском проспекте у колоннад великолепного Казанского собора развернулось грандиозное побоище с массовыми избиениями. Было взято тридцать человек, включая случайных прохожих. В державе быстро узнали о дикой уличной расправе и быстром и жестоком суде. Общество негодовало не только из-за строгости наказаний, но и из-за полного отсутствия улик. Общеизвестным фактом стало то, что городовые дворники хватали во время разгона демонстрации кого-попало. Общее впечатление от очередного суда с каторгой и ссылкой возбудило стремление многих инакомыслящих вступить в «Землю и волю», партию идеалистов. Не участвовавший в демонстрации студент Боголюбов-Емельянов, после полицейской провокации в участке, был приговорен к пятнадцатилетней каторге. Сообщение об этом для первой революционной газеты «Земля и воля» набирала молодая девушка Вера Засулич.
Вера Засулич
Арон Зунделевич сумел создать тайную типографию партии в обычной квартире дома на Николаевской улице, рядом с Невским проспектом. Социально-революционное обозрение «Земля и воля» стало выходить регулярно и разносилось по империи тиражом в две-три тысячи экземпляров. В квартире постоянно находились четыре наборщика и печатника, почти не выходившие на улицу, чтобы не вызывать вопросов у дворников. Специально купленный за границей типографский станок легко разбирался и прятался по тайникам в четырех комнатах, и дворник, регулярно носивший в квартиру дрова, ничего подозрительного не видел, а значит и не доносил в полицию. Бумагу вносил, а газеты выносил в большом портфеле из квартиры-типографии высокопоставленный чиновник министерства внутренних дел и другие руководители партии, редко посещавшие тайную типографию почти на Невском.
Первый номер газеты «Земля и воля» по почте был разослан всем высшим сановникам империи, во все газеты и журналы, присутственные места, в университеты, на фабрики и заводы, и это вызвало державный шок. Третье отделение рванулось искать тайную типографию, но у него не получилось и не получалось еще два года. Главноуправляющий Третьим отделение верноподданно докладывал Александру II: «Дерзаю доложить, что больше полутора лет безуспешно проводятся розыски подпольной типографии. Охранники не щадят себя, все работают, до самых мелких чиновников, сверх силы». Главный жандарм не мог поймать революционеров и в узком кругу иронически отозвался о плохом качестве газетной бумаги «Земли и воли». Через несколько дней ему домой прислали именную прокламацию, отпечатанную на великолепной и очень дорогой бумаге и надушенную его любимым одеколоном. Над Третьим отделением смеялся весь Петербург, и число землевольцев все росло и росло. Жандармы напряглись, и по доносу арестовали Марка Натансона, чуть ли не ежедневно выступавшего на собраниях рабочих кружков.
Весной 1877 года землевольцы начали активно переезжать в деревни и села, начав с Поволжья. Отделения «Земли и воли» были созданы в Воронежской, Тамбовской, Смоленской, Псковской губерниях. Везде в селах и деревнях открывались акушерские пункты, кузницы, фермы, лавочки, появлялись новые писари и учителя. Землевольцы были поражены состоянием имперских деревень, множеством грязных и истощенных больных, нездоровой и очень скудной пищей. Газета «Земля и воля» спрашивала у державы, жизнь ли это животного или человека, и где же конец этой поистине ужасающей нищеты?
Фигнер