Террор

Леди Безмолвная умудрилась вбить в дверцы с внутренней стороны по несколько гвоздей и намотала на них петлями какие-то эластичные волокна — кишки? жилы? — таким образом прочно связав створки подобием белой паутины. Теперь Ирвинг никак не мог проникнуть в канатный ящик, не оставив явственных следов своего присутствия там — лом уже сделал свое дело, — а посему принялся перерезать ножом тесно переплетенные жилы. Дело оказалось не таким легким, как он думал. Острое лезвие брало жилы с еще большим трудом, чем сыромятную кожу или корабельный трос.

Перепилив наконец последнюю жилу, Ирвинг распахнул дверцы и просунул шипящий фонарь в маленькое помещение с низким подволоком.

За исключением той разницы, что сейчас тесную каморку освещал фонарь, а не язычок открытого пламени, здесь ничего не изменилось с тех пор, как лейтенант заглядывал сюда четыре недели назад — бухты тросов раздвинуты и уложены одна на другую таким манером, что между ними образуется крохотная пещерка, и по-прежнему налицо свидетельства, что женщина принимала здесь пищу: оловянная тарелка с жалкими остатками «бедного Джона», оловянная кружка из-под грога и какой-то мешок для хранения припасов, по всей видимости, сшитый Безмолвной из кусков пришедшей в негодность парусины. Также в канатном ящике находился маленький масляный фонарь — такой, в каком масла хватает ровно настолько, чтобы человек успел сходить с ним в отхожее место ночью. Он был еще горячим, как убедился Ирвинг, сняв рукавицу и перчатку.

Но ни следа леди Безмолвной.

Ирвинг мог бы подвигать туда-сюда тяжелые бухты и посмотреть за ними, но он по опыту знал, что вся остальная часть треугольного канатного ящика битком набита якорными тросами. Они отплыли два с половиной года назад, а тросы все еще хранили мерзкий запах Темзы.

Но леди Безмолвная словно в воду канула. Ни в подволоке между бимсами, ни в стенках корпуса здесь не имелось никаких выходов. Значит, суеверные матросы не ошибались: она эскимосская ведьма. Шаманка. Языческая колдунья.

Третий лейтенант Джон Ирвинг ни на секунду не поверил в это. Он заметил, что сильный сквозняк — поток ледяного воздуха, накативший на него в пятнадцати футах от канатного ящика в темноте трюма, — сейчас уже не ощущается. Однако язычок пламени в фонаре все еще плясал на каком-то слабом сквознячке.

Вытянув руку, Ирвинг плавно повел фонарем в одну и другую сторону (свободного пространства в загроможденном канатном ящике хватало только для такой манипуляции) и остановился, когда пламя затрепетало сильнее всего: тянуло от правого борта в углу, где стенки корпуса сходились к носу.

Он поставил фонарь на пол и принялся оттаскивать одну из бухт в сторону. Ирвинг моментально увидел, как ловко женщина уложила здесь толстый якорный трос: то, что он принял за очередную огромную бухту каната, на самом деле оказалось просто свернутым кольцами концом троса из другой бухты, который занимал пустое пространство и легко задвигался в логово эскимоски — теперь единственное свободное место в канатном ящике. За фальшивой бухтой находились широкие изогнутые тимберсы.

И здесь тоже она сделала правильный выбор. Над и под канатным ящиком тянулись сложные конструкции из деревянных и железных балок, установленные в процессе подготовки «Террора» к эксплуатации во льдах за несколько месяцев до отплытия экспедиции. Здесь, в носовой части, вертикальные металлические стойки, дубовые поперечные балки, подкосы тройной толщины, железные треугольные опоры и массивные диагональные дубовые брусья — многие толщиной с ребра шпангоута, — образовывали частую решетку, являвшуюся составной частью защиты корабля, укрепленного для плавания в полярных льдах. Один лондонский репортер, знакомый лейтенанта Ирвинга, написал, что со всеми этими многотонными железными и деревянными конструкциями, вместе с дополнительными слоями обшивки из тикового дерева, канадского вяза и снова тикового дерева, добавленными к первоначальной дубовой обшивке, «толщина корпуса теперь составляет добрых восемь футов».

Применительно к самому носу судна и стенкам корпуса данное высказывание почти соответствовало истине, знал Ирвинг, но здесь, где в канатном ящике и над ним борта сходились к носу, оставалось около пяти футов обшивки из крепких дубовых досок толщиной в первоначальные шесть дюймов вместо десяти, составлявших толщину многослойной обшивки во всех прочих местах. Конструкторы посчитали, что несколько футов правого и левого борта в непосредственной близости от хорошо укрепленного форштевня должны быть тоньше, чтобы гнуться и пружинить под страшным давлением льда.

Так они и делали. Пять поясов прочных гибких досок по сторонам от усиленного форштевня в сочетании с укрепленным изнутри деревянно-металлическими конструкциями носом послужили к появлению чуда современной ледокольной техники, подобным которому не располагала ни одна в мире экспедиционная служба военно-морского или гражданского флота. «Террор» и «Эребус» могли пройти — и прошли — через такие льды, где ни одно другое судно на свете не имело бы шансов уцелеть.