В то время как «Эребус» казался темным остовом покинутого корабля, новая масса такелажа и парусов — настоящий город из разноцветной парусины, озаренный ярко горящими факелами, — выросла на широком ровном участке замерзшего моря, среди леса сераков и прямо под громадным сверкающим айсбергом. Крозье мог лишь стоять и ошеломленно хлопать глазами.
Люди потрудились на славу. Некоторым пришлось подняться на сам айсберг, чтобы глубоко вбить огромные ледовые якоря в ледяную стену на высоте шестидесяти футов, закрепить тали и натянуть такое количество снастей бегучего такелажа из кладовых, какого хватило бы для того, чтобы полностью вооружить трехмачтовый военный корабль.
Паутина из сотен обледенелых тросов спускалась с айсберга и тянулась к «Эребусу», поддерживая залитые светом разноцветные парусиновые стены (порой представлявшие собой полотнища парусов высотой в тридцать и более футов), которые снизу крепились с помощью колышков к морскому льду, серакам и ледяным глыбам, по сторонам — к вертикальным стойкам, а сверху держались на косо натянутых канатах.
Крозье подошел ближе, по-прежнему часто моргая. Из-за наросшего на ресницах льда веки у него в любой момент могли смерзнуться, но он все равно продолжал моргать.
Казалось, будто на льду установлено множество гигантских разноцветных шатров, только крыши у этих шатров отсутствовали. Вертикальные стены, освещенные изнутри и снаружи десятками факелов, тянулись зигзагом от открытого участка морского льда в лес сераков и вплоть до отвесной стены самого айсберга. Казалось, будто анфилады гигантских залов или разноцветных чертогов за ночь выросли на льду. Каждое следующее «помещение» располагалось под углом к предыдущему — натянутые полотнища парусов делали заметный поворот через каждые двадцать ярдов или около того.
Первый зал выходил на восток. Здесь парусина была покрашена в ярко-синий цвет — цвет ясного неба, которого они не видели уже так давно, что сейчас при виде него у капитана Крозье к горлу подкатил ком, — и в свете установленных снаружи факелов синие стены сверкали и пульсировали.
Крозье прошел мимо мистера Блэнки и его товарищей, остолбеневших от изумления с разинутыми ртами. Он услышал, как ледовый лоцман пробормотал: «Мать честная».
Крозье подошел ближе — собственно говоря, вступил в пространство, огороженное сияющими синими стенами.
Фигуры в диковинных ярких нарядах скакали и прыгали вокруг него — тряпичники с хвостами из разноцветных лохмотьев, волочащихся за ними; долговязые трубочисты в траурно-черных фраках и запачканных сажей цилиндрах, откалывающие коленца; легко пританцовывающие экзотические птицы с длинными золотыми клювами; арабские шейхи в красных тюрбанах, скользящие по темному льду; пираты в голубых масках мертвецов, занятые погоней за резво скачущим единорогом; генералы наполеоновской армии в белых масках театра кабуки, шествующие мимо торжественной процессией. Объемистая фигура, облаченная во все зеленое — лесной дух? — подбежала к Крозье и пропела фальцетом: «Для вас остался целый сундук костюмов, капитан. Присоединяйтесь к нам, коли желаете», — а потом видение исчезло, снова смешавшись с шумной толпой причудливо наряженных людей.
Крозье двинулся дальше, углубляясь в лабиринт разноцветных чертогов.
За синим залом находился пурпурный, длинный и резко поворачивающий направо. Крозье заметил, что устроители карнавала украсили каждое помещение коврами и гобеленами, поставили там и сям столы или бочки и покрасили все предметы обстановки в цвет сияющих парусиновых стен.
За пурпурным залом оказался зеленый — теперь поворачивающий налево, но под таким странным углом, что Крозье пришлось бы посмотреть на звезды, будь таковые видны в небе, чтобы сориентироваться по сторонам света. В этом длинном помещении веселилось больше ряженых, чем в любом из двух предыдущих: еще экзотические птицы, принцесса в лошадиной маске, существа с сегментарными телами и суставчатыми конечностями, похожие на гигантских насекомых.
Френсис Крозье не помнил, чтобы такие костюмы хранились в сундуках Парри на «Фьюри» и «Хекле», но Фицджеймс утверждал, что Франклин взял в плавание именно те тронутые тленом артефакты.
Стены, предметы обстановки и освещение в четвертом зале были оранжевыми. Свет факелов, проникавший сквозь тонкую оранжевую парусину, казался таким густым, что хоть пей. Полотнища оранжевой парусины, разрисованные наподобие гобеленов, устилали морской лед, а в центре покрытого оранжевой простыней стола стояла огромная чаша для пунша. По меньшей мере тридцать гротескных фигур толпилось вокруг чаши, некоторые приподнимали свои клювастые или клыкастые личины, чтобы им не мешали пить.