Террор

Блэнки в мгновение ока вскочил на ноги и секунду спустя уже бежал в темноту, окутывавшую замерзшее море.

Только удалившись ярдов на пятьдесят от корабля — поскальзываясь, падая, поднимаясь и снова пускаясь бежать, — он ясно осознал, что с таким же успехом мог подписать свой собственный смертный приговор. «И это после всех усилий», — подумал он.

Ему следовало оставаться поблизости от корабля. Следовало обежать заваленные снегом вельботы, уложенные вдоль носовой части правого борта, перелезть через бушприт, сейчас норовивший уйти поглубже в лед, и броситься к левому борту, взывая о помощи к людям на палубе.

Нет, осознал Блэнки, тогда бы он погиб еще прежде, чем успел продраться сквозь путаницу снастей носового такелажа. Чудовищное существо настигло бы его через десять секунд.

«Почему я побежал в этом направлении?»

До намеренного падения со снастей у него был план. В чем, черт побери, он заключался?

Блэнки слышал глухой топот и скрип снега позади.

Кто-то (кажется, фельдшер с «Эребуса», Гудсир) говорил ему и другим матросам, какую скорость развивает белый медведь в погоне за жертвой — двадцать пять миль в час? Да, по меньшей мере. А Блэнки никогда не умел бегать быстро. И сейчас ему приходилось огибать сераки, торосные гряды и расселины во льду, которых он не видел в темноте, пока не оказывался в нескольких дюймах от них.

«Вот почему я побежал в этом направлении. Вот в чем заключался мой план».

Существо рысцой бежало за ним, огибая те же сераки и торосные гряды, между которыми неуклюже петлял в темноте Блэнки. Но ледовый лоцман задыхался и хрипел, точно порванные кузнечные мехи, в то время как громадный зверь позади него лишь слегка прихрюкивал — забавляясь? предвкушая? — глухо топая по льду лапами, каждый шаг которых имел длину в пять шагов Блэнки.

Сейчас Блэнки находился ярдах в двухстах от корабля. Врезавшись правым плечом в ледяную глыбу, замеченную слишком поздно, чтобы успеть уклониться от нее в сторону, и почувствовав, как оно немеет, присоединяясь к прочим онемевшим частям тела, ледовый лоцман вдруг осознал, что был слеп как летучая мышь все время, пока мчался во весь дух по замерзшему морю. Огни фонарей на «Терроре» теперь остались далеко, далеко позади — страшно далеко, — и у него не было ни времени, ни причины оглядываться на них. Сейчас, когда он удалился на такое расстояние от корабля, они едва брезжили в темноте и могли только отвлечь Блэнки от дела, которое заключалось в том, осознал Блэнки, что он бежал, петляя и лавируя между препятствиями, по запечатленной в памяти карте изрезанных расселинами и утыканных малыми айсбергами ледяных полей, простиравшихся вокруг «Террора» до самого горизонта. За последний год с лишним Блэнки досконально изучил замерзшее море со всеми участками льда, торосными грядами, айсбергами, ледяными взбросами и на протяжении нескольких месяцев имел возможность заниматься своими наблюдениями при слабом свете арктического дня. Даже зимой выпадали такие часы вахты, когда при свете луны и звезд он обследовал ледяные поля вокруг корабля профессиональным взглядом.

Здесь, примерно в двухстах ярдах от «Террора», за последней торосной грядой, через которую он только что перебрался (он слышал глухой топот существа меньше чем в десяти ярдах позади), находилось скопление наваленных друг на друга флобергов размером с крестьянский дом — маленьких айсбергов, отколовшихся от своих крупных собратьев и образовавших подобие крохотного горного массива.

Словно поняв, куда направляется жертва, незримый преследователь позади злобно заворчал и прибавил скорость.

Слишком поздно. Обогнув последний высокий серак, Блэнки оказался на участке, заваленном ледяными глыбами. Здесь мысленная карта местности подвела его — нагромождения миниатюрных айсбергов он видел только издалека или через подзорную трубу, — и он с разбегу врезался в ледяную стену, шлепнулся на задницу, а потом стремительно пополз по снегу на четвереньках, в то время как существо сократило дистанцию между ними до нескольких ярдов, прежде чем он успел перевести дыхание и собраться с мыслями.

Щель между двумя ледяными валунами была меньше трех футов шириной. Блэнки юркнул в нее — по-прежнему на четвереньках, не чувствуя голых рук, казавшихся чужими и далекими, как черный лед под ними, — за долю секунды до того, как существо достигло расселины и запустило в нее гигантскую переднюю лапу.

Усилием воли ледовый лоцман выбросил из головы все образы котов и мышей, когда огромные когти царапнули по льду, высекая фонтанчик ледяной крошки, в десяти дюймах от подошв его башмаков. Он с трудом встал на ноги в узкой расселине, упал, снова встал и, спотыкаясь, пошел вперед в кромешном мраке.