Для обретения большей действенности культовые сооружения Уэно уподоблялись священным местам в императорском Киото: сам холм и построенные там храмы считались воплощением горы Хиэй (она тоже располагалась на северо-востоке Киото) с ее храмовым комплексом Энрякудзи. На холме Уэно была возведена и уменьшенная копия знаменитого киотоского храма Киёмидзу. Лотосовый пруд Синобадзу (использовался, в частности, для буддийской церемонии отпущения на свободу живых существ, в основном карпов) у подножия холма Уэно уподоблялся озеру Бива, которое можно наблюдать с горы Хиэй. При начале строительства Эдо пруд был небольшим, для увеличения сходства с Бива его существенно расширили, насыпали остров, считавшийся копией острова Тикубусима в озере-прототипе. На обоих островах – естественном и искусственном – имелись храмы, посвященные Бэндзайтэн (или Бэнтэн, санскр. Сарасвати) – буддийской богине, покровительнице музыки, защитнице, подательнице богатства и удачи. Считается, что сакуры, посаженные на холме Уэно, были доставлены из прославленного Ёсино.
Холм Уэно был далеко не единственным местом в Эдо, который претендовал на то, чтобы быть символической копией киотоских достопримечательностей. Вслед за воспетой в поэзии киотоской горой Атаго (924 м) один из холмов Эдо получает такое же название (правда, высота этого холма не достигает и 30 м). Расположенные в Эдо сады князей-даймё часто воссоздают природную среду Киото. В Эдо строится и подобие знаменитого киотоского храма Сандзюсангэндо. Примеры такого рода можно множить. Они свидетельствуют: авторитетность Эдо в глазах современников в значительной степени определялась тем, что это никому доселе не известное место представляло модель столичного и околостоличного пространства в районе, где располагалась резиденция императора. Копирование знаменитых мест Киото придавало сёгунской власти определенную легитимность. В то же самое время такой подход свидетельствовал и о комплексе неполноценности режима Токугава – комплексе, который так и не был до конца изжит.
Реалии мирной жизни, ее стабильность создают ситуацию, когда общественная мысль приобретает оптимистический заряд. Буддийская идея о минувшем золотом веке и непрекращающемся упадке вытесняется на периферию общественного сознания. Известный астролог и географ Нисикава Дзёкэн (1648–1724) утверждал: нет никаких оснований считать, что прошлое было в чем-то лучше настоящего. Он не оперирует языком описания, принятым в буддизме. В качестве доказательства своего убеждения он обращается совсем к другим доводам. Так, в частности, он говорил: в противоположность распространенным в обществе пессимистическим настроениям нынешнее население стало намного больше, чем в прошлом, а продолжительность жизни отдельного человека стала не короче, а длиннее – ведь общий строй жизни стал «спокойнее», а питание лучше. Нынешние люди вовсе не уступают людям древности в «мудрости», поскольку теперь они читают книг «в десять раз больше». «Злодеи» случались и раньше, и нет никаких оснований считать, что их число теперь увеличилось. Нисикава не видит никакой деградации и в природе – камышовка как пела весной, так и поет сегодня, ласточки неизменно прилетают ко дню весеннего равноденствия, а улетают к равноденствию осеннему. С прежней регулярностью совершают свои перелеты гуси, отмеряет время кукушка. Как и в прежние времена, собака прибивается к человеку, кошка ловит мышей, волы и лошади покорно везут свою поклажу. Целительная сила растительных снадобий не утратила действенности, деревья по-прежнему годны для строительства жилищ. Камни остались теми же самыми по размерам и свойствам, что и в далеком прошлом. И если сама природа осталась неизменной, то было бы нелепо думать, что сам человек деградировал[346].
В отличие от сегодняшнего дня, когда принято подчеркивать бедную ресурсную базу Японии, расхожее мнение того времени заключалось в том, что Япония обладает всем необходимым для благополучного существования: «… наша страна изобильна пятью злаками [рис, ячмень, чумиза, бобы, просо], богата пятью металлами [золото, серебро, медь, железо, олово] и во всем испытывает достаток, потому, видимо, имеет полное основание не оглядываться на других»[347].