Terra Nipponica

В первый же год своего существования журнал «Нихондзин» утверждал: говорят, что Япония – это маленький остров, но это неверно. Природные условия в Японии сильно отличаются от места к месту, поэтому на Хоккайдо произрастает и водится то, чего нет на Кюсю, а потому Японию нельзя считать страной, которая обижена природой. Тремя годами позже в другой статье этого журнала говорилось: климатические и географические условия Японии, ее природные и биологические ресурсы многообразны, но пока что они не подверглись настоящему научному изучению; если же таковые исследования будут проведены, то тогда мы получим картину действительного многообразия, – картину, которая обогатит все человечество, а сами японцы получат возможность говорить о весьма и весьма «приятной для взгляда территории страны»[430].

Мыслители-нативисты стали обнаруживать положительные черты и в островном положении страны. Китайский концепт «срединной» страны (будь то сам Китай или Япония) не соответствовал естественно-научной картине мира. Тем не менее мы наблюдаем непрекращающиеся попытки приспособить этот концепт к географической карте мира.

Тщательно разглядывая ее, дипломат и теоретик геополитики в ее японском варианте Инагаки Мандзиро (1861–1908) в 1890–1891 гг. приходил к выводу, что Япония занимает на карте ключевое положение – ибо именно Япония является связующим звеном в торгово-транспортных отношениях как между Востоком и Западом (в цепочке Евразия – Тихий океан – Американский континент – Атлантический океан), так и между Севером и Югом (Сибирь – Япония – Тихий океан – Новая Зеландия – Австралия). Таким образом, Япония «находится в центре всего мира»[431]. Разглядывая карту, Инагаки «забывал», что она является лишь плоскостным и совершенно условным изображением трехмерного земного шара, который не имеет центральной точки на своей поверхности. Однако болезненная привычка обнаруживать центр там, где его быть не может, оказывалась сильнее. Физическая география пасовала перед географией культурной. Разумеется, следует помнить, что и геополитики из других стран и культурных традиций обнаруживали (да и сейчас обнаруживают) такое же «плоскостное» понимание реалий трехмерного пространства.

Правительство Японии еще не считало, что страна готова для территориальной экспансии, но оппозиционеры подгоняли правительство. Их глаза горели, территориальная экзальтация принимала почти анекдотические формы. В 1890 г. Сига Сигэтака писал: в годовщины восшествия первоимператора Дзимму на трон (11 февраля) и его кончины (3 апреля) «для успокоения пребывающей на Небе души первопредка мы непременно должны церемониальным образом хотя бы ненамного увеличивать территорию Японской империи. В каждый из этих дней наши военно-морские суда должны добираться до какого-нибудь ничейного острова, занимать его и ставить там японский национальный флаг с изображением солнца. Если же такого острова не обнаружится, можно ограничиться скалами и камнями. Кто-то скажет, что это детская игра. Но это совсем не так. Осуществление этого плана будет не только полезно нашему флоту с практической точки зрения, ибо позволит ему приобрести необходимый опыт, осуществление этого плана возбудит в деморализованном народе Ямато дух открытий». Далее приводился список из пяти островков (или групп островков) в Тихом океане, которые могут послужить ареной для таких «церемониальных» действий[432].

1894 год выдался особенно урожайным на произведения, в которых обсуждалась проблема будущности Японии, размеров и качества ее земли. В немалой степени этому способствовала напряженная международная обстановка на Дальнем Востоке, которая вылилась в японско-китайскую войну. Япония объявила войну Китаю 2 августа 1894 г. Эта победоносная для Японии война сопровождалась национальным (националистическим) подъемом, заставила японцев прибавить в историческом оптимизме, спровоцировала дискуссию о том месте, которое должна занимать Япония в мире. Видный публицист Токутоми Сохо (1863–1957) заявлял, что эта война нужна только для одного – чтобы нынешние японцы вспомнили, как их далекие предки переправились с континента на архипелаг. Тогда они обладали благородным духом экспансионизма, а потом сёгуны Токугава подавили его и заперли японцев в своей же стране. А потому европейцы не уважают Японию, не знают и даже не желают знать ее. Издаваемый Токутоми Сохо журнал «Друг народа» заявил, что в глазах европейцев островная Япония находится чуть выше других жалких островов – Фиджи и Гавайев. С помощью военных побед следовало доказать, что Япония вовсе не жалкое островное государство, что нынешние японцы достойны своих великих предшественников[433].