Терминатор 2 инфильтратор

— Ты полностью утратил цель,— сказал он.— Теперь тебе нужна всего-навсего тихая, спокойная жизнь — мягкие тапочки, куча детей, яблочный пирог, и — хрен бы с ней, с этой революцией. «Пусть пацаны занимаются революцией, а я устал!» Так? Когда мы были молоды, то собирались изменить мир, помнишь? А теперь ты хочешь, чтобы за тебя этими делами занялись совсем другие люди.

Джордж пожал плечами и почесал затылок.

— Наверное, теперь мы выросли и лучше видим перспективы,— задумчиво сказал он.— Мы знаем, какой это гигантский труд, и понимаем, что нас слишком мало, чтобы…

— Знаешь что, Джордж? В нашем мире что-либо совершить может только тот, кто готов рискнуть своим благосостоянием. Люди, которые цепляются за материальные блага и играют по правилам, просто стареют и умирают; через поколение никто даже не помнит о том, что они когда-то жили на свете. Такие особи не способны быть богатыми и не могут ничего изменить; они просто плодят детей и умирают.

Лабейн придвинулся ближе, вторгаясь в личное пространство Джорджа.

— Но я не утратил цели,— продолжал он.— Я готов рискнуть всем; вот этого-то вы все и боитесь. Ты— в том числе. Именно это и означала вчерашняя «сцена». Ее причина заключается в вашем страхе и понимании того, что вам никогда не достичь заветного пьедестала… Вы просто сломались. К тому же, большинство членов коммуны продолжают завидовать моей воле и настойчивости.

Нахмурившись, Джордж отодвинулся на пару шагов назад.

— Слушай, к чему все эти громкие слова— «страх», «покушение», «революция»? Что конкретно ты хочешь этим сказать?

Рон взглянул на него с легкой досадой. Далеко не в первый раз Джордж задает подобные вопросы. Да, он был замечательным агрономом, самым ценным в этом отношении членом коммуны. Но порой этот человек бывал просто невыразимо туи!

— Говоря о покушении, я говорил метафорически,— терпеливо объяснил он.— Под страхом имелась в виду боязнь рисковать материальным благополучием и добрым мнением соседей. Революция же, применительно к нашему движению, есть нечто вроде религиозного обращения, миссионерской деятельности,цель которой — заставить людей понять, в какой опасности находится вся наша планета! Ты ведь и сам много говорил о революции! Несколько лет назад ты прекрасно понимал, что означают эти слова!— Смерив бывшего друга взглядом, Рон покачал головой.— Не так уж давно это было, Джордж.— Наклонившись, он поднял с земли распрыскиватель и добавил: — Мне жаль тебя.

С этими словами Лабейн отправился восвояси. На губах играла легкая улыбка: сегодня он был доволен собой.

На следующее утро Рон Лабейн, хлопнув но столу своей рукописью, объявил:

— Я еду в город. Кому-нибудь что-нибудь нужно?

Все так и впились взглядами в стопку бумаги.

— Что это? — спросила Брэнвин, оторвавшись от раковины с посудой.

— Это и есть моя книга,— объяснил Рон, падевая куртку.— Сегодня она отправляется в Нью-Иорк.

— «Манифест Неолуддитов»,— прочла Лиза.— Поздравляю, милый!

Обвив рукой его шею, она потянулась губами к щеке, но Рон лишь холодно взглянул на нее. После того злополучного собрания он перебрался спать в кабинет. Насколько он мог судить, между ним и Лизой больше не было ничего общего. Чем быстрее она привыкнет к новой жизни, тем лучше будет для них обоих.

— Итак, никому ничего не нужно? — снова спросил Рон.

Бывшие товарищи, один за другим, покачали головами, пораженные его холодностью к Лизе.

— О'кей. Пока.

Только в кабине фургона он окончательно понял, что никогда не вернется обратно. Он сам отвезет свою рукопись в Нью-Йорк и из рук в руки передаст редактору. Он заставит этих людей прислушаться! Поставить крест на своей мечте — то же самое, что лечь и тихонько умереть, а от этого Рон был весьма и весьма далек.

Дом, полный живых мертвецов, остался позади. Настало время отрубить концы, примириться с потерями и взглянуть в будущее.

Рон вырулил на дорожку; в этот момент дома вновь заплакал ребенок.

Глава 4

Вилла Хейс, Парагвай, настоящее

«Сюзанна Кригер… нет, все же Сара Коннор,— подумала женщина.— Таковой я была в своей прежней жизни, без Терминаторов, без мыслей об изменении будущего…»

Подписав контракт замысловатым росчерком, она отодвинулась от стола и сквозь пыльное, заляпанное грязными руками стекло взглянула, что делается в гараже.

Там, за окном ее кабинета, стоял один из принадлежавших компании грузовиков с поднятым капотом и разобранным двигателем. Однако рядом никого не было… Выдвинув второй сверху ящик своего стола, она извлекла оттуда фляжку с каньей. Отвинтив крышку, Сара-Сюзанна щедро плеснула тростниковой водки в стакан терере— ледяного матэ, который уже успела полюбить. С толикой спиртного он становился даже вкуснее. Конечно, от этого напитка по всему телу моментально выступал пот, но здесь, в Чако, температура каждый день поднимается за сто градусов… С учетом крайне влажного воздуха — попробуй тут не вспотей…

— Сеньора,— устало, с едва уловимой ноткой укоризны сказали за ее спиной.