Теплыш и Душегрейка

Она остановилась как вкопанная, слегка виляя высоко посаженным и закинутым за спину пышным хвостом. Собачий Бог богато наградил её густой и блестящей шерстью.

Её голова едва поспевала поворачиваться за мной. А я метался вокруг неё, гадая, с какой стороны грациознее подойти.

— Не могли бы вы остановиться, славный ши-тцебрат? — шутливым тоном произнесла она.

Я мигом исполнил просьбу и уставился на неё.

Какие красивые, крупные, величественные, прекрасные глаза! Я как будто знал их раньше. Я погрузился в них, как в океан, и воспоминания нахлынули на меня волнами.

Нет, ни одна собака никакой другой породы не может сравниться красотой с ши-тцу! Я увидел в её глазах весь наш род, всю его длинную прекрасную жизнь. В этой жизни были императоры, дворцы, кровати с балдахинами, бархатные подушки, и на них — вот такие прекрасные ши-тцушечки.

Она тоже была заинтригована: не так часто ши-тцу встречает на прогулке ши-тцу, она тоже, как мне показалось, глубоко вглядывалась в мою историю.

Но почему они такие грустные, эти замечательные глаза? Почему? Мы ведь встретились! И теперь мы больше не расстанемся! Нам нельзя больше расставаться!

Только сейчас, когда у меня возникла эта мысль, я вспомнил про хозяина. Ух ты! Он отставил одну ногу в сторону, а это значит, что он уже не торопится. Он спокойно беседует с «апельсиновой» хозяйкой на высоких каблуках и совсем не обращает на меня внимания. О! Хозяину, кажется, не до меня. Он так же внимательно, как и я, изучает красивую женщину в зелёном пальто. Хозяйку ши-тцу. С запахом апельсина, она показалась мне незрелым цитрусовым фруктом.

Я хотел было обратиться к моей новой рыженькой знакомой, и тут же вспомнил, что не знаю её имени.

— Как вас зовут, ненаглядная?

— Ду-ше-грей-ка! — медленно, как будто по слогам произнесла собарышня.

— Не может быть!.. — восхитился я, а сам не мог отвести носа от её затылка.

— Почему не может? — томно спросила она, кокетливо поворачивая ко мне голову. Мне казалось, что её голос идёт откуда-то издалека. Он был таким медленным и певучим…

— Почему? — повторила она.

— Потому что я Теплыш!

— Вот это да! Наши клички так похожи!

— Да! Похожи! Мы же одной породы!

С каждой минутой, с каждым её словом, взглядом, жестом мне всё больше казалось, что я знаю Душегрейку давно, очень давно, ещё до того, как родился. Ну и ну! Как же такое могло случиться, что я встретил её только сейчас? Она как солнце, которое вдруг появилось из-за туч!

«Душегрейка! Ду-ше-грей-ка! Душу мою согрей-ка!» — звучало у меня внутри. Мне захотелось перейти на «ты».

— Вы позволите перейти на «ты»?

— Пожалуйста! — Душегрейка кокетливо опустила глазки.

— Давай побегаем! — смело предложил я.

— Давай!

Её грустные глаза заблестели, засветились от радости. И мы помчались бок о бок. Наши уши развевались, из-под лап вылетали мокрая листва и брызги, и я уже не понимал, где золото её шерсти, а где золото осенних листьев. Даже лужи заискрились красно-жёлто-золотым, отражая мягкие солнечные лучи. Всё казалось очаровательным и прекрасным!

Мы набегались вдоволь, и я даже не понял, почему хозяин ни разу меня не окликнул.

Оглянувшись, я увидел, как Душегрейка засеменила к своей хозяйке, которая, запыхавшись, наконец-то нас догнала. Упс! Меня тоже взяли за поводок. Ну да, мы же вырвались и убежали от хозяев. Пока нас отряхивали и ругали, мы неотрывно смотрели друг на друга. Мне было всё равно, что говорит хозяин. Главное, что Душегрейка была рядом.

— А здорово мы с тобой пробежались, да? — сказал я, высунув язык.

— Здорово! Только, слышишь, моя хозяйка говорит, что это был последний раз.

Лишь теперь я стал прислушиваться к «апельсиновой» хозяйке. Я знаю четыреста пятьдесят три слова и без труда понимаю смысл человеческой речи. Потому что люди часто повторяют одни и те же слова.

Ох, и разозлилась же она! Подумаешь, тоже пробежалась! Подумаешь, на каблуках! И никого мы не заставляли бегать! Людям это полезно. А то всё сидят да сидят… Да и вовсе недалеко мы убежали!

— Ну, всё, нам пора! — сказала хозяйка.

— И нам пора!

Все дружно тронулись в сторону развилки, а мы с Душегрейкой шли впереди и вели за собой хозяев. Вдруг я вспомнил о том, что должен назначить следующее свидание, и засуетился. Я шёл то слева от собарышни, то справа, запутывая поводки.

— Давай встретимся вечером, в восемь часов, у пенька, а? — наконец сообразил я.

— Ничего не могу обещать, — она опять заговорила грустно. Знаешь, я ведь вообще не знаю, когда в следующий раз выйду гулять. Мы гуляем не по расписанию.

— Как это?!

— Так… Дома мне постелили салфетку и велели всегда ждать. Иногда проходят и день, и ночь, а хозяйки всё нет. — Душегрейка опустила голову и замедлила шаг.

— А как же ужин?

— Ужин мне насыпает соседка.

— И давно ты так живёшь, Душегрейка?

— Уже шесть месяцев.