Теплый берег

Лесь мчится, минуя ступени, животом — по перилам, вниз по узким горбатым улочкам. Клином врезается в новый район старый город. Там, где кончается фундамент одного домишка, торчит крыша другого. Спустишься по водосточной трубе, пока хозяйка не заметила, на крохотный участок земли, превращенный в сад, а перед твоими ступнями уже новая черепичная крыша, можно опять съехать по трубе, а можно по каменному, из пористого песчаника забору или обежать по улочке, по стоптанным ступеням.

Лесь вспугивает петуха, вышибает весло, подставленное под веревку с бельем, получает по лбу — это айва ударяет его зеленым кулачком плода и выскакивает на новую площадь вместе с прибывшим по расписанию автобусом.

Горячий, запыленный автобус открывает двери. Со ступенек на жаркие белые плиты сходят люди с детьми и вещами, ставят сумки и чемоданы, спрашивают: а где тут, а где тут, а где тут? Спрашивают: а куда, а куда, а куда? Всем нужно знать одно и то же: где гостиница, где квартирное бюро, где дают справки курортникам? Все ответы написаны на большом деревянном плакате, но никто на него не глядит. Все, что они ищут, тут, рядом, нужно только донести вещи.

— Тетечка, донести вам?

Кроме чемодана, у нее еще две сумки.

— Тяжелые, милок, сможешь ли, не надорвешься?

— Не-а, я сильный.

За тяжелые носильщикам, наверно, больше платят.

Изогнувшись, выставив бедро, напрягши мышцы, решив ни за что не показывать, как ему тяжело, он тащит большой чемодан по площади. Солнце раскаленной ладонью давит ему на затылок и плечи.

— Вот тут. Бюро обслуживания.

Пот щекочет шею, майка прилипла к спине. Взгромоздил чемодан на ступени. Ура! Все. Сейчас она будет платить носильщику.

— Да как же, милок? Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Тащи туда внутрь, к окошечку.

Ничего, он дотащит. В помещении прохладно, пол из холодных плиток, звездочками.

— Вот сюда, сюда. Ну спасибо тебе. Сознательно, благородно это у вас заведено, у тимуровцев. Правильно, надо помогать старшим. — И она поворачивается спиной, всовывает голову в оконце с надписью: «Бюро добрых услуг».

Значит, он теперь тимуровец, а не носильщик.

Лесь бредет из помещения вон. Автобус уже закрыл свои пыльные двери. Водителю тоже надо отдохнуть. На площади под солнцем осталась одна маленькая старуха в белом платке. В руке палка, у ног чемодан. Она растерянно осматривается.

Лесь подходит:

— Куда вам донести, бабушка?

— А Коляша почему не пришел?

Она смотрит на него светлыми, прозрачными глазами и робко улыбается, словно пытается узнать Леся и не может.

— Не знаю почему, — отвечает Лесь. Он и Коляши никакого не знает, откуда он может догадаться, почему тот не пришел.

— Ты нашим сосед, что ли?

— Не-а. Я просто донести…

— A-а, внучек, ну подсоби, — оживилась она. — Ничего, мы с тобой доберемся.

Она ловко просунула палку сквозь ручку чемодана.

— Одному тащить не дам, сердце надорвешь. Тебе жить, а оно одно дается на весь век, другого не вставишь. И чего он не пришел, Коляшка-то? Он покрепче тебя, постарше, внук он мне, младший…

Такая словоохотливая маленькая старуха. Взялись вместе за палку.

— А телеграмму-то вы дали?

— А как же! — ответила она живо. — Всякий раз из Мурманска подаю. — Призадумывается: — Вроде бы… — И вдруг смущенно улыбается всеми своими морщинами и светлыми прозрачными глазами: — А и правда, внучек, затормошилась, запамятовала!

— Так как же он мог прийти, ваш Коляша?

Они смотрят друг на друга и хохочут. Тащат чемодан.

— Недалечко тут, Некрасовская, тридцать семь. Мальвы у них цветут вдоль забора. Старший внук Гриша любитель цветов. А в разговоре у него виражи да скорости быстрей звука, не по моим мозгам. Летчик. Здесь в части служит.

Старуха шла ровным шагом, так ходят люди привычные. Лесь приспособился, не выгибался бедром, на ходу читал номера домов: 29, 31, теперь близко.

— А младший, Коляша, отпросился сюда к брату жить. Нынешний год у вас тут школу кончает. И мой сын, их отец, в ваши края на работу перевелся, вот только сейчас. Ну и я хвостом. Теперь уж мы все перебрались, у вас тут потеплей, поласковей…

— Тридцать третий, тридцать пятый, тридцать седьмой… — сказал Лесь.

Мальвы на высоких стеблях глядят на улицу через невысокий забор из ракушечника. Абрикосовое дерево растопырило ветки, повесило над улицей еще зеленые плоды. И нежно розовели созревшие ягоды черешни.

За резной чугунной калиткой на дорожке стоял человек в белом кителе и читал газету.

— Сынок! — позвала маленькая старуха.

Он поднял обритую голову.

— Мама! Мамочка! Да как же не предупредили! Никто не встретил!

— Я встретил бабушку, — сказал Лесь.

И увидел просиявшие благодарностью глаза. И сразу узнал бровь — наполовину черную, наполовину седую.

— Так мы ж с тобой знакомы! — обрадовался человек.

А маленькая бабушка стала рыться в кошельке.

Лесь сразу отступил на улицу. Как же, будет он брать деньги с такой старенькой! Помог, и все.

— А черешней имею я право угостить хорошего человека? — сказал ее сын. — Подставляй карманы!

Ну, черешня — дело другое. Приятно идти по улице, поплевывая косточками.

Лесь шел к Вячу.