Теплое сердце зимой

Брат стал в два раза больше с того момента, как к Куину подошел доджен и сказал, чтобы он собрал вещи и отправился в дом Блэя.

Что ж, это объясняло отпуск. Он решил, что отец, наконец, смягчился и уступил просьбе, которую Куин озвучил много недель назад. Но нет, отец хотел, чтобы дефектный покинул особняк на время, пока его брат проходит превращение.

Лукас переспал с телочкой? Кого они использовали в качестве источника крови…

Их отец, всегда избегавший громких жестов, протянул руку и неловко похлопал брата Куина по предплечью.

— Мы очень гордимся тобой. Ты выглядишь… идеально.

— Да, — вторила мать Куина. — Идеально. Соланж, ну разве твой брат не выглядит идеально?

— Да, это так. Идеально.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал Лостронг голосом, ставшим хриплым.

Мужчина запустил руку во внутренний карман спортивного пиджака и достал черную бархатную коробочку.

Мать Куина пустила слезу и аккуратно промокнула влагу, набежавшую под глаза.

— Он твой, сын мой.

Коробочка скользнула по белой столовой салфетке из дамасской ткани, и ставшие огромными руки Лукаса тряслись, когда он взял ее и поднял крышку.

Куин уловил вспышку золота, даже стоя в фойе.

Лукас в молчании смотрел на перстень с печатью, очевидно, переполненный чувствами, мать утирала слезы, и даже отец немного расчувствовался. А Соланж утащила булочку из хлебной корзинки.

— Спасибо, отец, — сказал брат Куина, надев массивное золотое кольцо на палец.

— По размеру, не так ли? — спросил Лостронг.

— Да, отец. Идеально.

— Значит, у нас один размер.

Ну конечно.

В этот момент отец отвел взгляд, словно пытался движением глаз сморгнуть пелену слез.

И застукал Куина, подглядывающего из фойе.

Во взгляде мелькнуло узнавание. Не «привет, как дела», и не «о, как хорошо, подошел еще один сын». Скорее так ты идешь по газону, слишком поздно замечаешь кучу собачьего говна и успеваешь вляпаться.

Мужчина перевел взгляд на свою семью, отгораживаясь от Куина так, словно захлопнул дверь перед его носом.

Очевидно, последнее, чего хотел Лостронг — чтобы этот исторический момент испортили… наверное, лишь поэтому он удержался от жеста против сглаза. Обычно все домочадцы ритуально размахивали руками при виде Куина. Но не этой ночью. Глава дома не хотел, чтобы остальные знали, кто появился среди них.

Куин отвернулся и вернулся за сумкой. Закинув ее на плечо, он поднялся по парадной лестнице в свою комнату. Обычно мать предпочитала, чтобы он ходил по лестнице для слуг, но тогда ему придется нарушить атмосферу любви в столовой.

Его спальня располагалась максимально далеко от комнат остальных домочадцев, по правой стороне в самом конце. Он всегда гадал, почему они не перешагнули черту полностью и не поселили его с додженами… но тогда персонал бы, наверное, массово уволился.

Закрывшись в своих комнатах, Куин сбросил вещевую сумку на голый пол и сел на кровать. Посмотрев на свой багаж, он подумал, что нужно поскорее заняться стиркой — ведь там лежал влажный банный халат.

Прислуга отказывалась прикасаться к его одежде… словно злая сущность в нем осталась на волокнах его джинсов и футболках. Плюс в том, что его никогда не приглашали на официальные мероприятия, поэтому его гардероб нуждался в минимальной стирке…

Он осознал, что плачет, когда опустил взгляд на свои «Эды Харди» и увидел пару капель между пряжками и кожей.

Он никогда не получит фамильный перстень.

И черт… это больно.

Куин растирал лицо ладонями, когда зазвонил телефон. Достав его из косухи, Куин моргнул пару раз, проясняя зрение.

Он нажал «принять», отвечая на звонок, но не сказал ни слова.

— Я только узнал, — выпалил Блэй в трубке. — Как ты?

Куин открыл рот, чтобы ответить, его мозг выплевывал на поверхность различные варианты: «в порядке спасибо зарядке»; «по крайней мере, я не такой «жирный», как моя сестра»; «нет, я не знаю, трахнулся ли мой брат».

Вместо этого он сказал:

— Они выставили меня из дома. Не хотели, чтобы я проклял превращение Лукаса. Похоже, это помогло, потому что он, судя по всему, нормально его пережил.

Блэй тихо выругался.

— А, и ему только что вручили кольцо. Отец отдал ему… свой перстень.

Кольцо с родовой печатью, с символом, который носили все мужчины рода, подтверждая тем самым свою ценность для кровной линии.

— Я видел, как Лукас надевает кольцо на палец, — сказал Куин, чувствуя себя так, словно взял острые лезвия и провел ими по запястьям. — Село как влитое. Смотрелось супер. Ну, знаешь… разве могло быть иначе…

И тут он заплакал.

Посыпался.

Ужасная правда заключалась в том, что под всем своим анархистским «да пошли вы все нах» поведением он хотел, чтобы семья любила его. Жеманная сестра, задрот-брат, отмороженные родители… он видел любовь в этой четверке. Она связывала их невидимой струной от сердца к сердцу, гарантируя заботу, начиная от банального дерьма вроде десертов и до настоящей драмы. И только одно чувство оказалось сильнее этой связи… быть отлученным от нее.

Каждую проклятую ночь своей жизни.

Голос Блэя прорвался сквозь шум в ушах:

— Я с тобой, я рядом. Мне очень жаль… но я с тобой… прошу, не натвори глупостей? Давай я приду и…