Грен и Яттмур продолжили обход пляжа. Тишина вернулась в мир; даже океан издавал лишь слабое мурлыканье, продолжая ласково тереться о берег. И вновь люди ощутили сильное беспокойство, словно миллион невидимых глаз уставился на них, разглядывая.
Уходя все дальше по берегу, они внимательно осматривали окружавший их мир. Родившиеся в джунглях, они не видели ничего более странного и чуждого, чем пространство моря; тем не менее земля здесь была, кажется, даже еще более странной. И дело было вовсе не в деревьях (с кожистыми листьями — казалось, специально созданными для местного прохладного климата), которые принадлежали к незнакомым видам; да и не в том крутом утесе, отвесном, сером, источенном ветром, чей пик поднимался так высоко над их головами, что все вокруг, покрытое отбрасываемой им унылой тенью, казалось уменьшенным, карликовым.
Наряду с перечисленными чертами доступной глазу чужеродности, здесь присутствовало и нечто иное, чего нельзя было выразить словами, но что казалось еще более навязчиво-странным после перепалки с людьми-толстячками. Мурлыкающая тишина пляжа вносила свою лепту в общую нервозность.
Бросив беспокойный взгляд через плечо, Яттмур снова подняла глаза к вершине нависшего над ними утеса. Обтекавшие ее облака создавали живую иллюзию того, что гигантская стена начинает рушиться.
Яттмур упала на песок и прикрыла глаза руками.
— На нас летят огромные скалы! — вскричала она, увлекая Грена вниз.
Он взглянул вверх лишь однажды. Иллюзия завладела и Греном: высокая, величественная башня из камня плавно оседает прямо на них! Вместе они втиснули свои тела в расщелину между камнями, надеясь спастись, вжав лица во влажную каменную крошку. Оба они были созданиями, принадлежащими джунглям мира-теплицы; вокруг было столько непонятного и чуждого, что единственным ответом мог быть лишь страх.
Инстинктивно Грен призвал гриб, покрывший его шею и голову:
— Сморчок, спаси нас! Мы доверились тебе, и ты привел нас в это ужасное место. Теперь ты должен вытащить нас отсюда, и побыстрей, прежде чем скалы не рухнули нам на головы.
Пролетело несколько секунд — ожидание, наполненное вздохами прибоя, — и Грен решился наконец в это поверить. Подождав еще немного и обнаружив, что камни действительно на них не рухнули, он поднял голову и взглянул вверх. Почувствовав, что он шевелится, Яттмур захныкала.
Утес по-прежнему падал, и Грену пришлось заставить себя вглядеться чуть пристальней.
Казалось, огромная махина, нагромождение скал, надвигается на Грена с небес. Но в итоге он убедил себя, что утес и не думал шевелиться. Он нашел в себе силы оторвать взгляд от изрытой поверхности горы и окликнуть Яттмур.
— Скала еще не упала на нас, — заметил он. — Можно идти дальше.
Яттмур подняла перепуганное лицо с красными отметинами от песчинок и прилипшими к нему самими песчинками.
— Это волшебная скала. Она всегда падает, но никогда не упадет, — заявила она наконец, внимательно оглядев утес. — Она мне не нравится. У нее есть глаза, и она смотрит на нас.
Они продолжили путь, и Яттмур время от времени нервно задирала голову, оглядывая скалы. Собирались тучи, и их тени легко скользили над океаном.
Побережье продолжало плавно закругляться, и его пески часто совсем пропадали под массивными каменными россыпями, к которым с одного конца подступал лес, с другого — море. Им приходилось с трудом карабкаться по камням, двигаясь по возможности тихо.
— Скоро мы вернемся туда, откуда вышли, — сказал Грен, оглянувшись и обнаружив, что их лодка совсем скрылась за утесом в центре острова.
«Значит, мы не сможем здесь жить?»
«Но как же мы уйдем отсюда?»
«Мы ненавидим эту лодку, сморчок, и весь мокрый мир вместе с ней».
Грен погрузился в сумбурные размышления, так и не передав этого внутреннего разговора Яттмур. Самым разумным, решил он, будет оттянуть решение, пока они не найдут пропавших людей-толстячков.
Он начал замечать, что Яттмур все чаще смотрит через плечо на высокую каменную башню. Спокойствие изменило Грену, и он выпалил:
— Да что с тобой такое? Смотри, куда идешь, не то споткнешься и сломаешь шею.
Она взяла его за руку.