Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

-Черт! – выругался Островцев и хлопнул по аппарату ладонью. Ну почему

ему всегда так везет? Раз в жизни купил карту – и та бракованная!

Взгляд уперся в крошечный рисунок прямо под щелью на таксофоне –

перевернутая кверху чипом карта. Андрей выругался, обозвав себя идиотом.

Вставил карту как положено.

«Приветствуем вас! У вас 50 единиц».

Островцев замер на мгновение, не решаясь набрать номер из записной

книжки. Вспомнил лицо Ираклия Водянникова, известного российского ученого,

эмигрировавшего в США в нулевые.

-Если прижмет, Андрюша, - сказал Водянников перед расставанием.- То…

И сунул в руку своему лучшему ученику Островцеву, боготворившему

Ираклия Львовича, вот эту записную книжицу с единственной записью – 7707070

– Mr. Nick Zvonsky, Moscow.

Ну, вот и прижало.

Андрей набрал необычный номер, где счастливые семерки

уравновешивались равнодушными пустотами нулей. Чего он боялся больше: того,

что номера не существует – времени-то утекло столько; или того, что ему

ответят?

Ему ответили:

-Хеллоу?

-Гуд монин, мистер Звоньский. Ай эм, - Островцев мучительно подыскивал

слова, во рту пересохло. – Ай эм рашен скайнс… сайенс жобер… джоуббер… Май

нэймс Островцев.

На другом конце провода засмеялись и Андрей, к своему облегчению,

услышал русскую речь с едва заметным акцентом:

-Говорите по-русски, мистер Островцев.

Ответивший снова засмеялся, но Андрей не обратил внимания на это и

горячо заговорил, прикрывая трубку ладонью:

-Вам нужно встретиться со мной, мистер Звоньский.

-С чего вы взяли?

-Нужно. Это очень важно.

Звоньский замолчал, раздумывая. Андрей с тревогой смотрел на экран,

равнодушно отсчитывающий в обратном порядке единицы на его карте –

осталось всего 30.

-Откуда у вас этот номер?

-Мне дал его Ираклий Водянников.

Дыхание Звоньского на мгновение зачастило. Андрей понял: имя эмигранта

мистеру кое о чем говорит.

-Что вы можете мне предложить?

Островцев понизил голос до шепота.

-То, что мой учитель Ираклий Львович называл «гуд бай, Америка».

-Завтра в десять, ресторан «Крабби» у Никитских ворот, - сказал

американец.

-Завтра не могу.

Голос Звоньского стал капризным:

– Хорошо. Когда?

-Сегодня, сейчас. И не в ресторане, а в вашей машине. У вас ведь есть

машина?

-Хорошая шутка, мистер Островцев, - отозвался Звоньский. – Куда

подъехать?

Андрей задумался, бросил взгляд на экран таксофона: «10 единиц, 9

единиц…»

-Брянская улица, напротив «Тайской утки».

-Людное место, - раздумчиво проговорил Звоньский. – Как мы вас узнаем?

«Мы? – мелькнуло в голове Островцева. – А, черт с ним! Мы так мы».

-Белый плащ, в руках черный портфель.

Трубка пискнула, на экран выскочила надпись: «0 единиц. Выньте карту.

Карта непригодна».

Андрей последовал совету.

Через стеклянные стены «Тайской утки» виден основной зал с сидящими за

столиками немногочисленными посетителями и официантками в пестрых туниках;

часть кухни, где желтолицый повар кромсал что-то на разделочной доске.

Жарко…

Андрей приглядывался к паркующимся машинам, в первую очередь,

обращая внимание на крутые авто.

Однако кратким сигналом к нему обратился не «мерс» с мигалкой, а

неприглядного вида «черри».

В машине сидели двое.

Сделав удивленное лицо, Островцев указал пальцем себе на грудь: «Вы

мне?».

«Черри» повторно просигналила.

Осмотревшись, Андрей приблизился к машине. Задняя дверца открылась,

он сел в пропахший сигаретами салон.

За рулем – плешивый мужик с бакенбардами. Кожа в синеватых прожилках,

глаза прищурены; одет в белую рубашку, тщательно выглаженную. Второй –

молодой, скорее всего, иностранец.

-Здравствуйте, - сказал Андрей. – Мне нужен Звоньский.

-Это я.

-А он? – Андрей кивнул на молодого.

-Кирк Салливан, ваш коллега из института штата Мэн, – представил

Звоньский, вытирая платком лысину.

Услышав свое имя, Салливан встрепенулся, уставился на Звоньского. Тот

что-то сказал по-английски.

Островцев расстегнул портфель, протянул Звоньскому три первых листка

из бумаг Невзорова. Звоньский, даже не взглянув, переадресовал Салливану.

Американец с ленцой взял листки.

Через мгновение стало ясно: удар нанесен в не прикрытую метафизической

броней область. Лоб Салливана покрыла испарина. Ученый что-то сказал

Звоньскому, но тот будто бы не услышал, лишь процедил сквозь зубы фразу,

оказавшуюся знакомой Островцеву: «Не паникуйте».

Звоньский повернулся к Андрею.

-У вас, я полагаю, и образец есть?

-Есть.

Глаза у этого человека вдруг стали жесткими.

-Покажите.

Андрей пожал плечами и вынул из портфеля танталовый конверт. Салон

машины наполнился зеленоватым сиянием. У Салливана вырвалось:

-Fuck.

Островцев спрятал конверт.

-Сколько вы хотите?- небрежно осведомился Звоньский.

«Кто он по национальности – русский или еврей? – подумал Островцев. - А

может, поляк?»

Вслух, неторопливо:

-Миллион.

Звоньский посмотрел на Андрея, как на паучка, спускающегося в турку с

кипящим кофе.

-Вы ввязались в опасную игру, мистер Островцев, - процедил он, едва

заметно шевеля тонкими губами. – Гораздо опаснее круга первого. Солженицына

ведь читали?

-К черту Солженицына. Миллион.

Салливан шуршал листками, что-то бормотал и, когда Звоньский

рассмеялся, не поднял головы.