Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

Едва передвигая ноги, направился к выходу, сопровождаемый шипением

Василиска.

«Сиди, тварь», - скрипнув зубами, сказал Андрей.

На дне сачка поблескивали несколько зеленых капелек, будто старший

научный сотрудник наловил светлячков. В защитном костюме неудобно собирать

капли в пипетку, затем наносить их на cel -стекло. Островцев негромко ругался,

когда пипетка, дрогнув, роняла светлячка на белую столешницу, а не в ячейку

cell-стекла. Наконец, все светляки очутились в ячейках. Андрей упаковал cell-

стекло в защитную пленку и положил на конвейер. Теперь – в душевую и наверх.

Он в костюме стоял под розовыми струями, думая почему-то о фильмах

ужасов.

Выйдя из душевой, снял костюм, оставшись в тренировочных брюках и

водолазке. Под мышками расплылись желтоватые круги. Босиком по прохладному

кафелю Островцев проследовал в раздевалку. Морщась, стянул прилипшую к

спине водолазку, бросил ее в корзину для мусора. Туда же - штаны. Похлопав

себя по безволосой груди, Андрей нашарил на полу шлёпки и пошел к лифту.

Наверху в своем кабинете Островцев наконец-то вынул беруши и еще раз

побывал в душевой, на этот раз обмыв собственное тело.

Всякий раз после Василиска, когда Андрей поднимался к себе, ему

казалось, что он изменился.

Разглядывая в зеркале посеревшее лицо, старший научный сотрудник

испытывал злость: кто виноват в этой серости, если не Василиск? Василиск и

Невзоров… И Галя, и Анюта, и мать. Все они, каждый по-своему, виноваты.

Из-под пола доносилось приглушенное шипение. Андрею показалось: кто-

то читает странный стишок:

Пастушок, не ходи босиком!

Видишь – ленты шуршат по земле?

Слышишь шепот – колышется шмель?

Чуешь скошенной запах травы?

Пастушок, не ходи босиком.

-Проклятая! – Островцев размахнулся и стукнул по своему отражению

кулаком. Зеркало треснуло - из разрезанной руки пошла кровь.

-Проклятая жизнь.

Андрей опустился на пол. Он ходил босиком, не разглядел в высокой траве

змею и теперь ее яд все глубже проникает в душу.

Багровая вода исчезала в решетке на полу, находя дорожки в мыльной

пене.

«Что я есть? Пена! Кто-то – пенки, я – пена. Вся жизнь, как лабиринт.

Лабиринт Минотавра. Лабиринт Василиска. Как выбраться? Как мне выбраться из

этой ловушки?»

Натыкаясь на стены, Андрей нашел аптечку, вылил на рану полпузырька

йода. Жжение отрезвило его.

-Ну и пусть, - прошептал Островцев, туго перематывая руку бинтом. – Черт

с вами со всеми…

К кому он обращался, кого ненавидел, Андрей осознавал смутно. Но одно

было совершенно ясно – жизнь проходит, как гроза над созревшими хлебами.

Она бессмысленная и нелепая, его жизнь.

Одевшись, Островцев подошел к конвейеру, взял запечатанный конверт –

сквозь танталовую фольгу мерцают светлячки. Присел к столу. Оцепенев, пару

минут таращился на крошечные частицы Василиска.

В старшем научном сотруднике уже не было ни сомнений, ни раскаяния: в

черепе словно сидел генерал, четко и размеренно командующий парадом. Андрей

же – всего лишь солдат на этом параде.

«Фаталист» - усмехнулся Островцев и, взяв клейкую бумагу, быстро и

крупно написал: «Опыт с Биоатомом (23767t по классификации UAA)».

Сжав зубами до хруста кончик карандаша, мелкими буквами:

«Незавершенный».

Андрей отрезал надпись и аккуратно приклеил ее на конверт. Так, где

портфель?

После того, как конверт исчез в пахнущей кожей темноте и щелкнула

застежка, Островцев зажмурился, ожидая рева сигнализации, секьюрити с

автоматами.

Тишь да гладь.

Нехорошо усмехнувшись, Островцев надел плащ.

Андрей взглянул на часы, удивился: оказалось, он пробыл в ОПО всего

полчаса. Сонно мигали таблички «Выход» и «Будь осторожен». Здесь, в холле,

змеиное шипение уже не слышно.

«А что если?»

Андрей повернул к кабинету директора.

Какой код на двери Невзорова? Андрей по собственному опыту знал, что

сотрудники используют совсем простые коды. Может, и директор? Дрожащим

пальцем ввел четыре ноля. Щелчка не последовало. Четыре единицы – нет.

Четыре двойки – бесполезно.

В сердцах Андрей несильно ударил по двери ногой и – к его ужасу – она

отворилась.

Островцев замер на пороге. Что думает мышь, видя желтеющий в

мышеловке сыр?

В глубине невзоровского кабинета мерцали зеленые цифры. Едва слышно

гудел кондиционер.

Твердым шагом Андрей подошел к столу директора, схватил стопку бумаг с

чертежами, и кинулся прочь, на ходу запихивая бумаги в портфель.

Уже в сосновом бору, когда Островцев спешил к подходящему автобусу, в

голове сверкнула мысль: если бумаги лежат так открыто, то место им, скорее

всего, в туалете. Ну и пусть. До чего приятно напоследок стукнуть обидчика по

скуле!

Кроме задремавшей кондукторши, в автобусе не было никого.

Обнинск клубился за окном потяжелевшим туманом. Изредка навстречу

проносились полупустые маршрутки.

У магазина «Продукты» стояла закрытая на замок бочка с квасом.

«Квас хранится надежней, чем документы ЯДИ», - подумал Андрей и

засмеялся. Кондукторша вздрогнула, огляделась: «Ой, уже Белкинский овраг».

Подошла, строго глядя на Островцева.

-Обилечиваемся, молодой человек.