Теодор и Бланш

— Сударыня… — он вздохнул. И заговорил жестче: — Вам лишь показалось. Ступайте!

«Он не хочет принять жалость», — решила Бланш.

— Милорд… Простите мою настойчивость, но… мне страшно одной. Можно, я останусь?

Выходило, просила она! Больше Теодор не мог противиться. Сердце его посетила робкая надежда…

— Но… — в замешательстве он как-то растерянно осмотрелся вокруг. — Здесь негде спать…

— Ничего! — небрежно отмахнулась девушка. — Я очищу себе место на полу. Мне приходилось ночевать и на земле!

— Спасибо вам… — сдавленно прошептал герцог, но девушка сделала вид, что не услышала этих тихих слов. Она вошла, прикрыв за собой дверь, только сейчас почувствовав, какой промозглый холод царит на чердаке.

— Хм, у вас здесь тянет из всех щелей! И вы целых пять лет, как сказала Маргерит, ночуете здесь? Как вы не подхватили простуду?

Теодор немного нервно рассмеялся.

— Поверьте, тут есть вещи пострашнее простуды и сквозняков. А больше Маргерит ничего не говорила?

— Нет. Она сказала, что замок почему-то заколдовала эта женщина, Марш. Вот и все. И случилось все пять лет назад.

— Хм…

— Так вы в течение пяти лет ночуете здесь?

— Да.

— О боже, и даже не подумали заделать щели? Одно слово — дворянин! Совершенно не приспособлен к жизни… ой, простите, милорд! — опомнившись, девушка прижала ладони ко рту.

Тед улыбнулся.

— Ерунда. За последнее время мне приходилось выслушивать куда более обидные и куда более преднамеренные слова. Но чем же можно заткнуть щели?

— Кругом полно рухляди.

— Ну что ж, можно попробовать… До полуночи еще полчаса.

— За работу, ваша светлость! — рассмеялась она. — Одной мне не справиться.

— Так как вас зовут? — немного смущенно спросил герцог, подтаскивая вместе с ней к щели большой остов деревянного шкафа.

— Бланш.

— Бланш… Смутно знакомое имя. Помнится, так звали девочку, дочь одной пары, жившей здесь… Я их прогнал.

— Беритесь за тот угол… И за что же?

Он удивленно посмотрел на нее, двигая шкаф.

— Вот знаете… не помню. Из-за какого-то пустяка… Да, из-за их дочери! Она слишком досаждала мне своими играми… дурак же я был, правда? — молодой человек улыбнулся. — Сейчас я предпочел бы слышать детский смех, чем эту гнетущую тишину. К тому же существует поверье, что пока в доме, каков бы он ни был, живут и играют дети, в него заказан вход темным силам. Вы верите в него?

— Не знаю, — Бланш пожала плечами, выходя из-за мебели и отряхивая руки от сора. — А вы?

— А я верю вот уже пять лет, — серьезно ответил герцог. — Ведь заклятье обрушилось на меня и мои владения в тот самый день, когда я прогнал ту семью. Семью, в которой был ребенок. Теперь Бланочке уже лет десять, наверное…

«Угу, как же! — мысленно ехидно хмыкнула девушка. — Ты что, совсем забыл о заклятье над временем?»

— Ну что ж… — вслух сказала она. — Все крупные щели мы задвинули. Мелкие можно забить тряпками.

— Стало даже уютнее… — он как-то жалко смотрел на нее, неуверенно улыбаясь.

— Что с вами?

— Я подумал, что вы, наверное, видели людей и посимпатичней, чем я…

Она смешливо тряхнула головой.

— И впрямь… Но ведь и я не писаная красавица!

— Вы симпатяга, — Теодор ласково улыбнулся. — А я…

— Вы что, думаете, что вы — урод? Нет, ваша светлость! Я встречала людей поистине безобразных. Вы еще ничего. Только немного похожи на оживший труп… — она хихикнула.

Герцог рассмеялся.

— Вот-вот…

И тут начали бить часы.

Теодор побелел, глаза его широко распахнулись, и он, забывшись, крепко схватил руку Бланш, стиснул изо всех сил. Только сейчас поняла девушка, какой владел им ужас! И как он умел прятать его!.. Но в то же время она прилагала все силы, чтобы не сморщиться. Прикосновение Теодора вызывало омерзение: кожа его была холодной и липкой, словно действительно принадлежала трупу и уже готова была отваливаться.

«Это колдовство, — говорила себе девушка. — Только колдовство! Посмотри, как ему страшно!» Это в какой-то мере помогало…

С последним ударом часов Бланш пришлось позабыть о своих героических усилиях. Отовсюду полезли мерзкие, уже на самом деле гниющие пальцы… руки… тянулись к двум живым людям. В воздухе разлилось мерзкое зловоние, и стало словно еще холоднее. Костлявые и распухшие лапы шарили, искали — чтобы нежно, любовно погладить… и вытянуть жизнь.

Теодор с тоскливой безнадежностью смотрел на это, уже не в состоянии испугаться настолько, чтобы потерять сознание, а ужас, что он испытывал, заставлял его все сильнее стискивать пальцы девушки — и боль не давала ей упасть в обморок.

Одна из гниющих рук подкралась к Бланш, и девушка пронзительно взвизгнула, непроизвольно ударив эту полуразложившуюся мерзость — коротко и сильно, тыльной стороной ладони, отбрасывая от себя. И рука съежилась, усохла, втянулась в пол.

Бланш оторопела. Оно — что бы то ни было — боялось ее!

— Убирайтесь все вон!.. — завизжала она, не владея собой. — Вон!..

И все исчезло. Только свеча вдруг погасла.

Под потолком замерцал мертвенный зеленоватый свет.