В первый раз я её проигнорировала. Слишком сильно хотела знать, жив ли Наилий. Но теперь реакция закрепилась и добровольно отдавать себя черным змеям Кукловода гораздо сложнее. Подсознание бунтует. Зубы стучат, противно скручивается узел в животе и меня бросает в жар.
— Пик-пик-пик!
Бездна! Медицинская техника отзывается мгновенно. Браслет, зафиксировав подъем температуры тела, пищит на весь медотсек, и на кушетке за ширмой вздрагивает лейтенант Гракс. Вот и поговорила с Кукловодом! Сейчас меня отправят на анализы, обследования и не отстанут, пока не увидят, что здорова.
Как же сбить температуру? Я пытаюсь успокоиться, дышу ровно, но цифра на браслете застряла в субфебрильной зоне и даже увеличилась на десятую градуса.
— Тиберий, — сонно зовет Гракс, надевая перчатки и маску. — Что случилось? Как себя чувствуешь?
Мое «все хорошо» в ответ его не устраивает. Лейтенант заходит в шлюз бокса, ждет, пока помещение герметизируется, воздух очистится и только потом его запускают ко мне. Меры предосторожности не бывают лишними. Я в карантине, вирус агрессивен и подъем температуры — его первый симптом.
— Руку, — просит Гракс и обхватывает пальцами мое правое запястье, на котором нет браслета. — Тьер, у тебя какой индекс массы тела? Кости тонкие, как у дариссы.
Опасный вопрос. Пока я, опустив взгляд, думаю, что ответить, лейтенант проверяет пульс. Ладони у него чуть больше моих, и прикосновения легкие.
— Язык покажи. Глаза. Нормально вроде все, но сердце колотится. Перенервничал?
Осторожно выдыхаю, радуясь адекватности старшего санитара. Молчаливый, мыслями всегда, словно в другом месте, но диагностирует лучше навороченной техники.
— Да. Задание сложное, а я — новичок зеленый. Все время психую, что наворотил дел, а теперь за меня кто-то другой их разгребает…
— Служба такая, — ободряюще касается плеча Гракс. — Все одно дело делаем. Кто-то на передовой, а ты в карантине, Тиберий. Знаю, что здесь тухло, и мысли поэтому всякие лезут, но ты уж потерпи. А лучше отвлекись чем-нибудь. Рисовать умеешь?
— Да! — от радости подпрыгиваю на кушетке. Не умею совершенно, но ручка и бумага нужны, как воздух.
— Держи, тогда, — Гракс достает из широкого кармана формы блокнот, вырывает изрисованные листы и отдает чистые мне. — Только прятать успевай, когда офицеры заходят. Запрещены в боксе личные вещи.
— Хорошо, — улыбаюсь я под маской и забираю ценный подарок. — Спасибо большое.
— О! — тычет пальцем лейтенант в экран браслета. — И температура вниз пошла. Молодец, Тиберий. Рисуй пока, но если плохо себя почувствуешь, сказу скажи. Договорились?
— Да, лейтенант Гракс.
Медик прощается кивком и уходит, а я беру ручку и мысленно зову Кукловода.
Глава 22. Выбор
Четвертого духа, живущего во мне, я зову духом по привычке. На самом деле он — инструмент в руках Истинных. Наполовину сущность, наполовину программа. И до конца понять чего в нем больше — невозможно.
Я могу приказывать Леху, требовать ответов от Инсума и Юрао, потому что они питаются мной. Я — источник их существования, возможность осознавать себя и действовать в мире живых. Это настолько много, что мертвый вождь племени каннибалов называет юную цзы’дарийку госпожой и готов сделать что угодно, лишь бы она была довольна.
Для Кукловода я — никто. Одна из марионеток на конце его нитей. Не слишком разумное, ущербное и практически бесполезное существо. Если ему не понравится, как я себя веду или разговариваю, то он от меня избавится. Подведет к краю открытого окна на тридцатом этаже и заставит спрыгнуть. Или подтолкнет на линию огня, устроит случайный взрыв, обрушит здание, выведет реку из берегов. Кукловод меняет реальность легче, чем дети лепят из пластилина. Захочет — спасет, не захочет — размажет тонким слоем. А ведь есть еще хозяева. Те самые Истинные, чьи замыслы и намерения становятся нашей судьбой. Если им нужно, чтобы вирус уничтожил всех лиеннов на Эридане, они даже Кукловода слушать не будут, не то, что меня.
Но я — тройка. Одна на всю планету Дария. И прав имею чуть-чуть больше, чем любой другой цзы’дариец. Иначе, зачем мне вообще позволили чувствовать Кукловода?
Главная проблема сейчас — не распсиховаться снова. Несколько минут я просто рисую каракули, надеясь, что когда почувствую чужую волю, управляющую мной, температура не поднимется. Расслабляться по заказу сложно. От того, что не получается — дергаешься еще сильнее. Нужно меньше думать и закрыть глаза. Я рисую уже пятый ряд зигзагов, не смотря на лист, когда пальцы знакомо немеют. Есть контакт.
«Я здесь», — с нажимом вывожу глифы, а браслет молчит. Прекрасно. Кажется, диалог состоится.
«Ты можешь помочь спасти лиеннов от смертельного вируса?» — вывожу первый вопрос и замираю. Биопереводчик не нужен, пишу на родном языке, но получается все равно коряво. Кукловод держит, лишь слегка ослабив поводок, и тут же заставляет писать так, что стержень рвет бумагу.
— Тише, — шепчу под нос и улыбаюсь. — Я послушная кукла. Давай без насилия.
Помогает. Ладонь уже не сводит спазмом, и глифы появляются на бумаге:
«Да. Могу»