Разведчик встает и идет по дну ямы ближе ко мне, а Сагайдат наоборот отступает. От неё веет ужасом. Кажется, я слышу возмущенный шепот её хозяев. Низшие не причинят мне вреда. Все, что могут — снова выбить Леха из чужого тела, поэтому действовать нужно быстро, но Остий замирает, сложив руки на груди.
— Катись в бездну, Тиберий. Я твои фокусы уже знаю. Еще одного приступа безумия три таблетки не стоят.
Поторговаться решил? Ладно.
— Четыре.
— Нет, — смеется разведчик. — Сделки не будет даже за пять.
Кхантор бэй!
— Ты знаешь язык небесного сброда? — вмешивается Сагайдат, хватая за руку с контейнером.
Мгновения её шока проходят без следа. Я становлюсь врагом всего за несколько слов, но еще могу оправдаться.
— Я спала с ним, — отвечаю по-эридански, — ночь долгая, а он быстро уставал. Не лежать же просто так. Мы разговаривали.
Сагайдат цокает языком и думает, не отпуская руку. На два подселения подряд у меня энергии точно не хватит, нужно отделаться от неё по-другому.
— Она говорит правду, Сагайдат-ирна, — неожиданно вступается за меня Остий на языке эридан. — Научил на свою голову. Возмущается, что таблетки от беременности не помогли. Я дал, чтобы от других не залетела, от меня бесполезно.
Не сдал, значит, антивирус нужен. Просто пытается вытянуть из меня больше таблеток.
— Говорите на нашем языке, — нервничает мать Рагнара, — я должна вас понимать. И про вирус! Позже отношения выясните!
— Тридцать, — невозмутимо отвечает из ямы разведчик. — Тридцать дней ты должна была их пить, чтобы помогло.
— У меня столько не было, — поддерживаю завуалированную торговлю. — Шесть.
— Ты потеряла остальное? — смеется он, — хотя бы двадцать должна сохранить.
— Нет. Семь. Больше даже искать не буду. Нет их.
Могу сразу сказать десять и остановить торг, потому что все равно ни одной не отдам, но тогда Остий учует подвох. За такую ценность должна биться ожесточенно. Разведчик медлит, а Сагайдат кричит:
— Где лекарство от болезни? Вы оба морочите мне голову!
Одна фраза Остия: «У нее в руке» и я лишусь всех таблеток, но он молчит, зато у Сагайдат сдают нервы. Она набрасывается на меня, выворачивая руку, и давит на ладонь сверху, чтобы выбросила мнимое противозачаточное. Силы у неё много. Запястье обжигает болью, срабатывает разгибательный рефлекс и контейнер летит на землю.
Проклятье!
Я падаю на колени и ныряю руками в грязь. Густая жижа просачивается сквозь пальцы, силикон перчаток притупляет ощущения, а в темноте ничего не видно. Несуществующие боги, я так ничего не найду!
— Встань! — рычит Сагайдат и тянет за шиворот. — Встань, подлая тварь и делай, что я тебе говорю! Специально время тянешь? Сговорилась с любовником?
От шума я не слышу шагов, с колен ничего не вижу. Контейнер потерян, пальцы ловят только грязь. Бездна и все её демоны, да где же он?!
— Что за драка, а меня не позвали? — звучит насмешливый голос от частокола.
С трудом поворачиваюсь и вижу из-под локтя ведьмы пьяного Реаса. Муж, заболевшей вирусом, Ильят вальяжно идет к нам, покручивая в пальцах древко томага. Настолько лишнего свидетеля и представить невозможно.
— Шел бы ты спать, мой мальчик, — строго выговаривает ему Сагайдат. — На ногах не стоишь, а томагом машешь. Разве законы свадьбы не велят оставлять оружие за порогом?
— А мы на улице, — развязно отвечает он и взмахивает топором. — Здесь ты мне не указ.
Следующее движение я не успеваю заметить. Лезвие томага ловит серебристый блик и с глухим, едва слышным стуком врезается в череп Сагайдат.
— Два, — тихо говорит Реас, почему-то начав отсчет не с единицы, — теперь ты, черная шлюха.
Тело матери Рагнара падает рядом со мной, плеснув грязью на подол платья. Сил бояться давно нет. Кончились еще во дворце Таунда. Истерика прокатывается по телу бледным подобием того, что чувствовала, когда Рагнар надел мешок на голову и затолкал в поезд. Представляла раньше, о чем подумаю перед смертью. Все забыла. В голове крутится глупая мысль, что даже если труп разденут, руки и ноги останутся черными от грязи.
Реас наступает на грудь Сагайдат и вынимает из её головы топор.
— Будет быстро, — ласково обещает мне, — и даже не больно.
Нужно живот испачкать. Сесть в грязь хотя бы.
Дети умрут вместе со мной. Наилий никогда о них не узнает.
Какое гладкое лезвие у томага. И крови на нем почти нет.
Почему два? Кто был первым?
— Отставить! — кричит из ямы Остий. — Она нужна живой!
Реас улыбается, как стая демонов, и опускает томаг. У меня биение сердца замедляется, а потом кровь разгоняется с новой силой. Вместо жара или холода — слабость. На ногах стою, но едва ли их чувствую. Сумасшедший лиенн, бросившийся с топором на мать великого вождя, оказывается ребусом с очевидной разгадкой. Помогает военное «Отставить!» от Остия.
— Хорошо, — не по инструкции отвечает цзы’дарийский крот, — как скажешь, небесный сброд.
— Не прикасайся к ней, — уже тише приказывает разведчик, — если дернется бежать — убей, но не трогай руками.
— Почему? Вшей или блох подцеплю?
— Почти угадал. Только тебе не понравятся те блохи. Лучше не проверяй.
— Что с ней делать тогда?