Тени мудрецов. Часть 2

Медики суевернее, чем кажется. Они до сих пор молятся несуществующим богам, если думают, что это поможет спасти пациента. Недолго Публий скептически смотрел на затею с путешествием Мемори в четвертый сектор. Наилию стало хуже, и военврач весь день звонил в Равэнну, чтобы ускорить согласование на коллегии. А когда лимит на спутниковую связь кончился, сел писать письма. Личные связи поднял, вспомнил тех, кто ему был должен. Вместо месяца ожидания и бюрократической волокиты, коллегия управилась за три дня. Я не видела раньше таких подвигов, но даже этого оказалось мало. Мемори ехала к Друзу, а Наилий умирал.

Бредил и не приходил в себя. Медики перепробовали все, чудесное лекарство так и не нашлось. Последние дни на ИМС стало очень тихо. Коридоры опустели, капитаны и майоры с учеными степенями бесконечно совещались, а возле саркофага медкапсулы дежурила реанимационная бригада. Главное, что сирена молчала.

— Ему хуже, да? — тихо спрашиваю Публия, понимая, что бывает такое хуже, какое уже не пережить ни генералу, ни мне.

Медики констатируют смерть и все, что у меня останется — тень в медкапсуле за толстым стеклом карантинного бокса. Даже обнять не разрешат. Заразен генерал. И сжигать его будут в специальном крематории, а для всего сектора в саркофаг положат муляж. Фиктивная церемония похорон состоится. Фиктивная. Как у меня. Вселенная даже здесь решила ткнуть носом в мои ошибки, а Истинные смеялись трескучими голосами: «Ты рада, что лиенны выжили? Ты счастлива? Помогла любимому мужчине?»

Я помогла Друзу. Темный тандем состоится, и светлым будет нечем ответить. Теперь я знаю истинный замысел и могу поаплодировать Кукловоду. Создатель получит свой конец мира, он так долго о нем мечтал. Тандем будет или трио — уже не важно. Тройкой мог стать любой из нас, а в итоге поучаствовал каждый. Мы войдем в историю.

«Ты рада? Ты счастлива?»

— Дэлия, — зовет Публий и трясет за плечо. — Дэлия, ты здесь?

Вселенная улыбается в последний раз и шлет воздушный поцелуй. Во всех коридорах и помещениях изолированной медицинской станции ревет сирена.

Я не спасла его. Сердце Наилия остановилось.

Публий дергается, остальные медики вскакивают с мест и бегут в карантинный бокс, а в пустоте моего сознания вспыхивает короткая и очень простая мысль:

«Это все. Конец».

Я люблю тебя, Наилий. Я люблю тебя больше жизни. Это я убила тебя.

Истинные смеются, Кукловод улыбается, а я ничего не чувствую. Так смотрят на взорванный по своей вине город, задушенного ребенка, выпитую бутылку яда. В голове пусто. Боли нет. Меня нет.

Сирена надрывается, пульсирует звуковыми волнами.

Виу-виу-виу

Где-то там за толстым стеклом мечутся белые тени. Летают стаей мотыльков у стола, как у зажженной лампы. Хаотично и бессмысленно. Ни один разряд и ни один укол не вернут обратно душу в тело. Мотыльки летают и не видят, что лампу выключили. «Разряд, еще разряд».

Виу-виу-виу

Сирена проникает в меня и бьется в животе. Звучит четвертым сердцем. Вместо того, что остановилось. Нас стало меньше. Дети, ваш папа уехал. Спите, маленькие, он не скоро вернется. Он там, где темно и тихо. Ему хорошо и больше не больно. Спите, дети.

«Публий, качай! Ну, давай же»

Виу-виу-виу

Два сердца бьются быстрее моего. Два сердца. Я буду слушать их, и держаться изо всех сил. Наилий со мной. Внутри. Его поровну в каждом из детей. Он жив. Пока звучит сирена. Звучит…

Виу-виу-виу-тыдыц

Тишина обволакивает, в ушах затихает эхо последнего резкого звука. Реальность превращается в нарисованную мелками картину. Дети баловались. Косые линии, нелепый фон. Что я делаю в кабинете УЗИ? А что мне делать там? За толстым стеклом карантинного бокса больше нет моей лампы. Пустая оболочка генерала. Пустая.

Стены плывут, дверь открывается, я иду. Над головой облака, под ногами туман. Он стелется, и я бреду. Качаюсь в лодке. Что делает белая тень в коридоре?

Публий снимает маску и хохочет. Рот открыт, грудь беззвучно дергается, а на лице такое счастье, что я чуть не схожу с ума.

— Откачали, — выдыхает военврач, — завелся. Тиберий, ты слышишь меня? Тиберий!

Не понимаю, как он оказался рядом. Только что стоял в другом конце коридора и вот уже здесь. Его выдох — мой вдох. Его запах, голос, жесткая хватка крепких объятий.

— Он жив, Дэлия, — шепчет Публий и смеется. — Мы его завели. Бездна щелкнула зубами в воздухе. Обломала их, проклятая. Чтоб она сама когда-нибудь сдохла, старая стерва. Ин дэв ма тоссант, теперь всё! Всё, ты понимаешь? Предсказание сбылось, и он жив! «Сердце сектора остановится»… Оно остановилось. Подумало немного и снова пошло! Всё, он будет жить!

Публий подбрасывает меня к потолку и держит на руках. Коридор кружится, я кружусь и с трудом что-то понимаю. Счастье, как огромный огненный шар, распирает изнутри. Я плавлюсь от жара или это Публий такой горячий?