Тень Одержимого

— Понимаете, сэр… — старпом не знал, как начать. — Я вам говорил об этом, но большинство членов команды, которую мы наняли на Кэрнпорте — заправские пираты. Я не считаю, что разумно…

— Не сомневайся в решениях своего капитана, лейтенант, — сухо отрезал Мерроу, насупившись. — Повторю ещё раз: когда наши лучшие матросы воюют в Селкийской системе, приходится нанимать всякий сброд. И этот самый сброд уже хорошо показал себя на Скумринге, так что мы дадим им шанс стать добропорядочными имперскими подданными, верными своей родине и долгу. Тебе всё ясно?

— Т-так точно, сэр!

— А теперь возвращайся к работе! Будто у тебя её нет.

— Сэр, да, сэр!

В полумраке ангара матрос Коллинз сидел на деревянном ящике. Часы дежурства тянулись, он хотел спать, и всё вокруг словно уплывало в тумане грёз. Рядом тощие матросы болтали о чём-то своём, но он их не слушал.

— Эй! — расслышал сквозь полудрёму Коллинз. — Эй!

Кто-то помахал перед его носом рукой. Проморгавшись, он увидел острую крысиную физиономию.

— Что вам нужно? — беспокойно спросил молодой рейвенхольдец.

— Мы тут подумали, — сказал один из его товарищей.

— Может… Сходи всё-таки с Харрисом, развейся. — Рядом с ним тут же возник второй.

— Не, уже не хочу, — махнул рукой Коллинз.

— Что так? Не бойся, ангар никуда не убежит. Мы тут останемся.

Парень насторожился. В тоне дежурного, в его вечной елейной ухмылке было что-то странное. Возможно, дело в том, что сам Коллинз попал на Флот из небогатой, но порядочной семьи рейвенхольдских рабочих? А вот эти двое, как и большинство на борту «Неутомимого», явно поступили с планеты Кэрнпорт — после того, как многих из старой команды перевели на другие корабли. Эта портовая колония уж точно не считалась благополучной, и ходили слухи, что капитан Мерроу нанимал матросов чуть ли не из трущоб. А у таких людей свои понятия и юмор…

— Я тоже останусь, — твёрдо решил Коллинз.

«Как бы чего не вышло», — мысленно добавил он.

— А вот это ты зря, малыш, — ухмылка одного из матросов вытянулась до ушей.

Он внезапно выхватил флотский кортик и ткнул Коллинза в живот. Юноша закричал от боли. И с хрипом затих, когда ему лезвием вспороли горло.

Тощие матросы переглядывались и весело хихикали, видя, что кровь Коллинза заливает пол ангара.

— Да! Да! — второй подпрыгивал в восторге, будто танцуя.

— Выпустим его? — игриво спросил второй, кивая на один из контейнеров.

— Естественно! — улыбнулся первый.

Картинно, словно актёры на сцене, они подбежали к контейнеру и театрально его открыли.

— Кэ-э-э-эп, — протянул матрос, разглядывая коробки с едой. — Пора вставать, кэп!

В воздухе перед стопками упаковок стала сгущаться тьма. Темнота выползала из ниоткуда, становясь плотнее и весомее, будто чернильные пятна сливались воедино, — образуя высокий силуэт в длинном плаще. От плеч к рукавам спускались ряды не то перьев из ткани, не то изогнутых шипов. На руках были чёрные перчатки, а за головой поднимался высокий воротник. Человек носил глухой, абсолютно безликий шлем, в золотистой поверхности которого отражались стенки контейнера и лампы ангара. И двое матросов, освободивших его.

Человек в шлеме неспешно вышел из контейнера. Подошвы его чёрных сапог звонко стучали по металлическому полу, а плащ плавно реял за спиной, словно воплощённая тень. Он развёл руки в стороны, и из-под безликой маски раздался низкий, приглушённый голос:

— Великолепно.

— Я знал, что вам понравится, кэп! — поддакнул матрос.

Незнакомец опустил голову, глядя на тело, распластанное у деревянных ящиков, и на лужу крови под трупом.

— Вы определённо меня не разочаровали.

— Что дальше, кэп? — записклявил другой матрос.

Человек в маске сказал только одно слово:

— Вперёд.

Матросы суетливо похватали автоматы со стоек, и все трое оставили ангар.

Он ждал.

Ждал, когда автоматические двери раскроются.

Ожидание длилось вечность.

Нет, больше.

Но наконец послышалось оно — сладостное шипение, которое предвещало скорую гибель всех имперцев в коридоре.

Двери распахнулись. Он шагнул, и ткань плаща вздыбилась волнами. У маски не было глаз, но сенсоры проецировали изображение на внутреннюю сторону. Он видел матросов в простой чёрной одежде и мичманов в выглаженной тёмно-синей форме. И всех ненавидел. Он чувствовал пустоту. Ледяную, жестокую, словно вакуум космоса — нет, стократ хуже. Вокруг ничего не было, кроме этой ужасной пустоты, а ещё тьмы, холода и ненависти. Ненависть… Она была его проклятьем — и его топливом. Он испытывал страстное желание, стремление уничтожить. Оно было настолько сильным, что он даже забыл, кем был когда-то. Но понимал, что эта разрушительная мощь — неотъемлемая и даже главная его часть. Его сущность.

— Кто ты, змей побери?

— Что происходит?