Тень Одержимого

Что ж, теперь можно заняться Пикселем.

* * *

Зелёная листва деревьев колыхалась на слабом ветру. Они были похожи на зекарисские пальмы, но с белыми стволами, покрытыми чёрными полосами и пятнышками. Громко заиграл то ли аккордеон, то ли аналогичный музыкальный инструмент с Великородины, к которому вскоре прибавились тяжёлые электронные басы. На неестественно ярком фоне танцевали девушки в красных купальниках и причудливых узорчатых головных уборах, а между ними, будто среди стволов в лесу, сновал человек в костюме медведя. Задорный женский голос запел на непонятном языке.

Пиксель внимательно следил за творившимся на телевизионной панели зрелищем, ковыряя ложкой малиновый суп со сметаной. Капитан сидел за столиком в маленьком кафе-павильоне, совсем один. Хотелось отдохнуть от команды, одна часть которой бродила где-то поблизости, а другая осталась на корабле. Кроме корсара, внутри были лишь бармен и влюблённая парочка студентов — похоже, большинство собиралось отметить праздник в центре Престольного либо у себя дома. Справа от Пикселя за огромным стеклом снег падал на постепенно темнеющий парк, где редкие горожане выгуливали собак.

Лёгкие и прозрачные автоматические двери за спиной капитана раскрылись, и внутрь кто-то зашёл. Проглотив ложку того, что в меню значилось как «борщт», Пиксель обернулся и увидел полную женщину в белом. И понял, что добром эта встреча не кончится — то была Ефросинья Пронина. Охранительница повесила куртку и шапку на алюминиевую стойку и села напротив него.

— Не возражаете? — она выглядела не такой раздражённой, как на Рейвенхольде.

— Нет, госпожа охранительница, — капитан постарался принять непринуждённый вид.

— Я прошу у вас прощения, мистер Пиксель, — сказала Ефросинья.

— Положим, что извинения приняты, — корсар не скрывал недоверия.

Студенты удивлённо смотрели на них, будто впервые слышали общеимперский. Бармен подошёл к Прониной, что-то спросил на великородном, и она ответила, качая головой.

— На Рейвенхольде я действовала импульсивно и злоупотребила своими полномочиями, — охранительница снова повернулась к Пикселю. — А сейчас я поняла, что вы из тех людей, кто всё же думает о благе Империи.

— Губернатор Бримстоун умеет убеждать, — усмехнулся капитан, глотнув супа и закусив чёрным хлебом. — Не желаете ли перейти к делу?

Пронина задумалась и сказала:

— Спасибо за прямоту, мистер Пиксель. Вы ведь так же хотите покончить с Одержимым, как и я?

— Да, я тоже хочу разобраться с этой проблемой.

— Похвальная целеустремлённость. Так вот, мы с главным охранителем Руденко убеждены, что цель Одержимого — попасть в штаб-квартиру Бюро.

— И мне нужно её защитить? — Пиксель отвлёкся от тарелки «борщта».

За окном усилился монотонный шум — по дороге медленно проплыл флаер со щётками, которые сметали снег. Мелкая белая взвесь осела на стекле.

— Нет, ваша задача иная, — заговорила Пронина, когда уборочная машина отдалилась. — На Рейвенхольде террорист уводил нас от своей истинной цели. Погибли член парламента, множество военных и полицейских и несколько мирных подданных. Поэтому штаб-квартирой займусь лично я, а вам поручу дежурить на празднике. Позаботьтесь о том, чтобы люди не пострадали.

— Хорошо, госпожа охранительница, — почти сразу отозвался корсар.

С одной стороны, он обещал помочь Карлу и не хотел, чтобы Птитса прижали к стенке имперцы. С другой — спасение людей было важной частью его работы: от пиратов, спятивших сепаратистов или голода. Именно эта причина, наряду с деньгами, заставляла Пикселя закрывать глаза на жестокость Империи. Как же ему поступить, если его старый друг снова начнёт угрожать населению? Корсар не знал, однако на всякий случай согласился с охранительницей. Всё же власть не следовало злить.

— И ещё, — добавила Пронина. — Вы за последние годы имели дело с ксеноартефактами?

Этот вопрос был неожиданным.

— Да, пару лет назад слетал за одним и сдал охранителям, — корсар решил, что лгать не было смысла — всё равно проверят.

— В девяносто восьмом?

— В августе девяносто седьмого, — поправил Пиксель.

— И что это был за артефакт?

Охранительница оказалась дотошной.

— Кинжал, — капитан знал, что не отличался воображением, и не стал ничего придумывать. — Он принадлежал Пастырям, вымершей расе чужаков.

— И что он делал? — не унималась Ефросинья.

Она переставила солонку и перечницу на столе местами.

— Резал, — кратко, с улыбкой ответил Пиксель.

— Просто резал, как овощи или масло?

— Резал броню древних сторожевых роботов как масло, — капитан вспомнил произошедшее в храме и ту мощь, которой обладал артефакт. — Создавал силовые поля, которые этих роботов отгоняли…

Капитан осёкся, понимая, что сказал слишком много — людям запрещалось пользоваться предметами чужаков.

— Волнуетесь, что сболтнули лишнего? — подняла бровь Пронина. — Возможно. Но у вас уже есть смягчающее обстоятельство — вы отдали его нам, а не забрали себе или губернатору, который велел вам его раздобыть. Это был не Бримстоун, верно?

— Не он, а Сэмюел Фокс с Глизе. Сейчас он, должно быть, сидит за решёткой.

— Понятно, — многозначительно кивнула охранительница.