Тень мачехи. Том 2

– Вижу, ничего не меняется, – сочувственно сказал Залесский, имея в виду и поведение тетки, и обстановку УПП³: три старых деревянных стола, шкафы с папками, гигантский древний сейф в углу – с широкой ручкой-колесом, как на подлодке. Засиженные мухами кумачовые шторы, запах пыли вперемешку с табачным. Лакированные фанерные панели на стенах и расползшийся по ним бело-зелёный плющ, с толстыми, одеревеневшими уже, побегами. А ведь Залесский сам принес его когда-то коллегам: пожалел малыша, бодро выставившего из горшка тонкую плеть в три листика, не дал Петровне выбросить на помойку…

– Олег, это ж сколько лет прошло?! – ужаснулся Юрий.

Симонов пожал руку адвоката и ответил:

– Ну, не знаю… Двенадцать?  Пятнадцать? И да, всё по-прежнему у нас. Только отчётности в разы больше стало, – он что-то черкнул в одном из лежащих на столе журналов и поднял глаза на адвоката. – Каким ветром к нам?..

– По поводу заявления Татьяны Демидовой, – ответил Залесский, устраиваясь на том же месте, где до него сидела тетка в сиреневом. – Об избиении ребенка из семьи Фирзиных, которые в сороковом доме на Еловой проживают. Я тебе привозил недели три назад.

– Помню такое, – кивнул участковый. – Разбирался. Результат хреновый.

Он вытряхнул из пачки дешевую сигарету, размял ее, закурил. И, выпустив струйку дыма, продолжил:

– Опросил всех, кого мог – и все в отказ. Мальчишка на своем стоит: типа никто его не бил, сам упал, потому и синяки. Ну, с ребенком понятно – боится, мать покрывает, – участковый мрачно хмыкнул, – но и мадам Фирзина твердит, что никто пацана не трогал. И что сожитель сто лет как не появлялся, типа алиби у него. Соседей я опрашивал, никто ничего не знает. Но в тех бараках контингент тот ещё…

– А про этого Славу что-то получилось узнать? – нетерпеливо спросил Залесский.

– У меня – да не получится? – хмыкнул Олег. – Никандров Вячеслав Дмитриевич, шестьдесят пятого года рождения, безработный, дважды судимый. Проживает по адресу Еловая, сорок, квартира шесть. Только сам понимаешь, если уголовник со стажем, то законы знает, права свои тоже. И они же хитрые, сволочи. Вот и этот – ты говорил, что видел его в квартире Фирзиной. А он  утверждает, что в то время  на заработках в Тульской области был. И, якобы, тому свидетели есть.

Залесский нахмурился, пробарабанил пальцами по столу. Задумчиво спросил:

– А статьи какие у него?

– Рядышком статьи: сто пятьдесят восемь и сто пятьдесят девять, – ответил участковый. – Сначала сел за мошенничество – в конце девяностых поддельные страховые полисы людям впаривал. Ему тогда пятёрку с небольшим дали. А второй раз – за кражу со взломом. Они с подельниками ювелирку в Рязани вычистили. Никандров восемь лет на зоне отмотал, два года назад вернулся – прописан здесь. Освободился по отбытию срока, так что мне с ним разговаривать особо не о чем было. Вёл себя тихо, вот мы не контактировали почти. И семью Фирзиных я раньше знать не знал. Ты же понимаешь, мне в поле зрения обычно проблемные семейки попадают, или активные жители – вот как та, что при тебе меня атаковала. А Фирзина что? Обычная мать-одиночка с ребенком, таких на моем участке тьма.

– Понимаю. – Залесский крякнул, потер лоб рукой. – То есть ты отписал, что проверка выполнена, и доказательств нет?

– Ну а что я еще напишу? – развел руками Олег. – Что мог, сделал…

Адвокат поморщился: действительно, а что тут сделаешь? Свидетелей нет, потерпевший себя таковым не считает, подозреваемый себе алиби состряпал – и, скорее всего, железное… Ну а синяки – да любой суд при таких исходных скажет, что они не доказывают факт истязания.

– Олег, а опека что? – с надеждой спросил он.

– Так мы вместе ходили, – принялся рассказывать Симонов. – Я, представитель опеки и инспектор по делам несовершеннолетних. Сначала в больницу к мальчику, потом к Фирзиным домой. Про пацана я уже сказал. А дома что – ну да, старое всё, холодильник полупустой. Но мать работает, приводов не имеет. У ребёнка своя комната, одежда-обувка, учебники. В школу он ходил регулярно, она на родительских собраниях появлялась… То есть нет такого, что матери на ребенка плевать. Но на учёт семью поставили. С Фирзиной беседу провели, разъяснили, что к чему.

– Понял. Ну, хотя бы так, – сухо кивнул Залесский.

– Юрок, ты же сам знаешь – в нашем деле выше головы не прыгнуть, – устало сказал Симонов.

– Понимаю. И спасибо, – сказал адвокат, вставая. – Но ты приглядывай за этой квартирой.

– Ну, Юр, по мере возможностей, – пожал плечами участковый. – Район большой, везде успеть нужно. Да ещё писанина эта…

Он с ненавистью покосился на гору папок в шкафу.

– Что ж, не буду мешать, – Залесский попрощался и вышел из УПП. На улице было темно – фонари не горели, лишь окна дома разбросали по снегу светящиеся пятна, да через дорогу жёлто сиял стеклянный куб супермаркета. Адвокат зашагал к машине, обдумывая разговор с участковым. Олег прав: что можно сделать, когда состава преступления нет?

«Заеду-ка я к ним, для профилактики, – решил Залесский. – Не хочется, чтобы у сожителя от безнаказанности кулаки зачесались».