Скрипнула дверь, и на крыльцо вышла миссис Пирс с ведром в руке, выливая его около крыльца. Она заметила молодого человека, который, закинув голову, задумчиво курил трубку. Кухарка не стала его окликать, однако плеск воды заставил молодого человека встрепенуться, и он тут же послал женщине вымученную улыбку.
– Доброе утро, миссис Пирс.
– А ты сегодня рано, – заметила та, отмечая следы измождения на его лице. По ее собственному мнению, этот мальчишка совершенно не умел ни скрывать тревогу, ни позаботиться о самом себе. За всей его бравадой и шутками миссис Пирс видела неуверенного в себе ребенка, который сейчас понятия не имел, как ему пережить сегодняшний день.
– Что-то не спалось, – он придал своему лицу добродушное выражение, откинул вьющиеся волосы со лба, приведя их в еще более жуткий беспорядок.
– Пойдем, поможешь мне, – решила кухарка, открывая дверь и заходя в дом. По себе она знала, что лучшее лекарство от душевной боли – это работа. Чем больше у тебя работы, чем сильнее ты устаешь, тем меньше у тебя времени и сил на скорбь, и тогда даже ночью ты способен спокойно спать. Это лекарство она «принимала» и сама, когда умерли ее муж и маленький сын от холеры.
Мэтью безропотно направился за ней, вытряхая табак на землю и убирая трубку за пазуху. Через некоторое время он уже чистил и нарезал яблоки, пока миссис Пирс замешивала тесто. Женщина поглядывала на него из-за плеча и отмечала, что работа не прогоняла его задумчивость, поэтому она смело водрузила перед ним корзину картошки.
– Чисти, – сказала она, забирая у него яблоки.
– Миссис Пирс, мне кажется, вы питаете сегодня ко мне особую ненависть! – воскликнул юноша, с ужасом глядя на картофель.
Та рассмеялась, утирая пот со лба рукой, испачканной в муке. Лицо Мэтью тоже несколько просветлело, он и вправду отвлекся от угнетающих его мыслей и даже несколько расслабился. Правда, это совершенно не помогло ему морально подготовиться к встрече с Лиззи, которая уже вскоре спустилась вниз, когда миссис Пирс только поставила шарлотку запекаться.
– Доброе утро, дорогая, – сказала она, увидев девушку.
– Утро, – бесцветно произнесла та. Лиззи выглядела так, словно не спала вовсе – ее глаза была красными, опухшими. Она кивнула Мэтью, и тот неловко искривил губы в ответ.
– Кофе? – спросила миссис Пирс.
– Мне да, – тут же отозвался молодой человек.
– Сам себе нальешь, – осадил его появившийся на кухне мистер Колсби. Он был полностью одет и гладко выбрит. Мэтью невольно почесал свой подбородок, к которому не притрагивался уже три дня. От дворецкого не укрылось это действие, и он уставился на кучера, который выглядел не самым опрятным образом. Однако, уже открыв рот, чтобы что-то сказать, он решил проявить сегодня невероятный такт, бросив взгляд на поникшую Лиззи, и промолчал.
– Доброе утро, мистер Колсби, – сказала девушка, поднимая на него глаза.
Дворецкий был совершенно непроницаемым и очень скрытным человеком. Никто в особняке не знал ничего о его прошлом и понятия не имел, была ли у него семья. Эмма предполагала, что он никогда не был женат и детей у него нет, но поскольку она много чего предполагала, никто не принимал ее слова за абсолютную истину. Однако за все годы, что Мэтью провел в особняке, он никогда не видел никого из родни Колсби и не слышал о них никаких разговоров, потому в принципе все сходились в мысли, что это правда. Поэтому было бы сложно представить, что дворецкий знал, как обращаться с горюющими людьми. Посидев немного на своем месте, Колсби наскоро выпил чашку кофе и, не дожидаясь завтрака, ретировался, объяснив это тем, что у него много дел.
Впрочем, Лиззи была ему явно благодарна за отсутствие вопросов. Мэтью знал, как та не любит чужую жалость, а потому лично он старался вести себя как обычно, но, когда все его шутки улетели в молоко, он неловко замолк. А с появлением на кухне заплаканной Эммы атмосфера и вовсе стала похожей на поминки.
– Ладно, отправляемся, – он вскочил с места, запихивая в себя остатки пирога. Лиззи согласно кивнула, оправила платье и поблагодарила миссис Пирс за завтрак.
Они негласно решили взять кэб, чтобы не идти пешком, потому что, казалось, даже солнце причиняет Лиззи почти физическую боль. Когда они садились, из дверей выскочила Эмма с корзинкой и впихнула ее в руки Мэтью.
– Это от миссис Пирс для миссис Никсон, – пробормотала она и метнулась обратно в дом. Кэб отъехал, и Мэтью заглянул под салфетку – там была половина шарлотки.
– Миссис Пирс – очень внимательная женщина, – заметил он. Лиззи безучастно кивнула. Молодой человек решил ее не трогать, и остаток пути они провели в молчании, оба глядя по сторонам, но не друг на друга. Оба словно настраивали себя на нужный лад – Лиззи по мере приближения к родному дому словно выпрямлялась, в спине проявлялась твердость, а в лице некоторая сухость и равнодушие, а Мэтью тем временем силился убрать с лица глупое растерянное выражение, которое появлялось у него всякий раз, когда он не знал, что ему делать.
– Прибыли, – сообщил кэбмэн. Они выбрали, расплатились и подошли к дому Никсонов.