Tempus

Он перевернулся на бок, обдумывая эту мысль. Он представил, что бы почувствовал он сам, если бы на его глазах Лиззи утешал мистер Страут, если бы это его руки обнимали плачущую девушку, если бы… Он почувствовал, что в нем просыпается ярость. Он заворочался, сам не понимая, что это значит. С чего ему злиться? Впрочем, это все было сейчас не важно – главной сейчас была Мэри. Она никогда не бывала на первом месте нигде в своей жизни, и вот смерть подарила ей звездный час. И почему на долю одной семьи выдалось столько страданий?

Смерть была частым спутником людей XIX века. Смерть таилась за каждым углом, в каждом стакане воды и под каждым камнем. Смерть просыпалась вместе с людьми, шла с ними на работу, заглядывала им в лица, пока они продирались сквозь туман ранним утром, и ночью сторожила их тени, когда они возвращались по узким улицам домой. Смерть была добрым соседом каждого англичанина, она же была и лучшим другом их королевы!

Мэтью же смерть пугала. Он не был рожден в это время, и не привык к соседству со смертью, никогда он не видел ее отпечаток в каждом лице и не боролся за свою жалкую жизнь, пока не попал в XIX век. До сих пор было свежо воспоминание о том, как он впервые заглянул в лицо смерти – это случилось спустя некоторое время после того, как он попал сюда. Кажется, их с Майклом тогда вдвоем отправили рано утром в воскресенье на рынок за продуктами, поскольку Майклу было лишь 10 лет, а Мэтью плохо знал английский. Вдвоем же они отлично справлялись. Они шли по зимним заснеженным улицам, каждый неся по свертку, и мальчик, кажется, спрашивал у другого про какие-то слова в английском. Им было весело и радостно – сегодня все было не так, как обычно, из-за похода на рынок, и радовала мысль, что сегодня они будут есть рыбу, которую удалось удачно сторговать. В это утро светило солнце, что само по себе было редкостью, и настроение у обоих мальчиков было отличным. Между ними редко возникало такое взаимопонимание. Мэтью впервые показался неплохим этот мир.

Уже почти около дома они неожиданно увидели какого-то бездомного, который, пошатываясь, стоял, наклонившись, и что-то рассматривал в снегу. Любопытство взяло верх, и мальчики тоже подошли, чтобы посмотреть, что этот человек разглядывает – и невольно отшатнулись. На земле, занесенный снегом, лежал мертвый. Его глаза были широко раскрыты, и на них, не тая, падали снежинки, так и застывая, словно причудливые ледяные слезы. Мэтью уставился в эти глаза, которые смотрели прямо на него и не видели. Майкл потянул его за рукав прочь, пробормотав что-то про проклятых пьянчуг, которые часто замерзают зимними ночами насмерть, а никто их не ищет и не ждет. Они заторопились прочь, а Мэтью все казалось, что тяжелый взгляд мертвеца следит за ним, как бы говоря: «Я видел это. Ты тоже увидишь когда-нибудь». После этого его еще некоторое время посещали кошмары, в которых холодная скрюченная рука хватала его за плечо и тянула за собой в снежную бурю, а он просыпался в поту, продолжая чувствовать смертельный холод, проникающий до самых костей.

Это невеселое воспоминание перешло в беспокойный сон, но наполнен он был не замерзшими трупами, а Лиззи – Лиззи в слезах, Лиззи, убегающая от него по лестнице вверх, Лиззи, шлепающая его по руке и с гневом смотрящая прямо в его душу. А потом ее прекрасные зеленые глаза превращались в изумруды, лицо менялось, теряло человеческие черты, и его проглатывала серебряная змея.

Глава 7. Погребальной грусти внемля

Сердце плачет, екает; всадник скачет дорогою.

Между холмов, между равнин, между домов, среди могил.

Ты меня встреть, ты продержись. Быстрая смерть, долгая жизнь <…>

Смерти много, жизнь одна.

– А. Вдовин

Мэтью проснулся очень рано и прислушался, не открывая глаза. Весь дом еще спал, не было слышно ни шороха, ни скрипа, только звонко пела птица за окном, равнодушная к страданиям человека. Несколько минут он оцепенело лежал, слушая ее трель и вспоминая, что произошло вчера, затем резко сел на кровати, протирая глаза. Печаль тут же, словно готовилась заранее, свинцовым одеялом опустилась на его плечи, заставляя сгорбиться. Он свесил ноги с кровати и оглянулся на храпящего на животе мистера Страута, но мгновенно потерял к нему интерес.

Одевшись, он тихо покинул помещение и посмотрел на кусочек неба, щурясь от солнца. Словно в насмешку, это был прекрасный ясный день, какие в Лондоне выдавались не так часто. Понимая, что его сегодня ждет, он с отвращением поднес руку к глазам, закрывая их от солнца, затем достал трубку и закурил. Он стоял во дворике, широко расставив ноги и высматривая разбудившую его птицу. Юноша никуда не спешил, зная, что весь день будет полон боли и суматохи, но пока – пока он мог насладиться тишиной.