Темный маг и отворотное зелье

Собравшись в кружок, ночные принялись совещаться, то и дело оглядываясь по сторонам. Мы находились в паре метров от них, у самой скалы, но я все равно не понимала ни слова: язык Объертина не имел ничего общего с тем, на котором говорили в Цейре.

Интересно, тот маг, спасшийся с помощью невидимости, не мог поделиться ею с товарищами или не захотел, чтобы продлить ее действие для себя?

Минуты томительно тянулись одна за другой, страшно чесался нос и затекла нога, а ночные и не думали уходить. Стояли и переговаривались тихо. И тогда я поняла, что хитрость Димириса не сработала. Нам некуда было деться, негде спрятаться. Разве что провалиться сквозь землю или улететь. Они могли обшарить весь пятачок руками. Или немного подождать, пока завеса невидимости не рассеется сама. Нам не справиться втроем с шестью крепкими мужчинами, особенно учитывая, что один из нас старик, а второй, то есть вторая – женщина.

Я успела потерять счет времени, когда увидела, как начал прорисовываться бледный, полупрозрачный контур моей руки, потом колени Мервика. Ночные торжествующе захохотали, загомонили. Мы оказались прижатыми к скале. Даже сети не понадобились.

Димирис сплюнул и что-то сказал на языке ночных. Те замерли, потом один из них, видимо, главный, подошел к нему, схватил за ворот и что-то прошипел в лицо. Затем подал своим людям знак, и те быстро связали нас. Сначала примотали к туловищу руки, потом между собой так, чтобы могли идти, дыша друг другу в затылок. Я оказалась в середине, а Димириса и Мервика двое ночных привязали к себе. Как ни крутись, не сбежишь.

- Похоже, идти так придется до самой Къянты, - обрадовал Димирис. – Дня три. Если, конечно, у них нет где-нибудь поблизости лошадей, на которых нас погрузят.

- Молчать! – приказал командир ночных на языке Цейры, жестко и отрывисто. – Пошли вперед!

- Ну мы хотя бы попытались, - тихо сказал Мервик и тут же получил тычок в спину.

Попытались, да… И, похоже, опять виновата во всем я. Потому что итоговая фраза осталась за мной. Мол, если Димирис будет нашим проводником, стоит рискнуть. Вот и рискнули. И я лишила семью Иллеров мужчин сразу трех поколений. Когда, интересно, в Асее поймут, что мы попались? Через месяц, два? В Гериане тоже рано или поздно узнают, и тогда Агрина, Лейя и Вейвар скажут обо мне такое, что уши сгорят и отвалятся. Впрочем, я этого все равно не почувствую. Можно, конечно, сейчас утешать себя тем, что мы будем с Элианом одинаковыми, но… так себе утешение. Вообще никакое.

Оставалось только одно. Брести, глядя в спину Димириса, и пытаться напоследок вобрать в себя побольше человеческих ощущений. Видеть, слышать, чувствовать холод промозглого осеннего дня, вдыхать запах мокрой хвои и раскисшей земли под ногами. И снова пытаться поймать за хвост ускользающую мысль о чем-то очень важном. О том, что забыла. Что-то подсказывало: именно сейчас это стало еще важнее. Сейчас – пока мы не оказались в Къянте, где наши тела разлучат с душами.

Странно, раньше, думая о смерти, я знала, что тело сгниет в земле, но надеялась на какое-то иное существование души или сознания. Сейчас все было иначе. Тело – бесчувственное, бессознательное, но живое! – останется, а сила и сознание окажутся отдельно. До тех пор, пока у тела не закончится ресурс. Хотела бы я знать, вот это отделенное сознание способно хотя бы мыслить? Или это просто разновидность материи, вроде плазмы?

Ничего, Лана, скоро узнаешь. Или не узнаешь, но это будет уже неважно.

И все-таки… что же я забыла?

Через несколько часов мы вышли на небольшое плоское плато, откуда начинался затяжной спуск в долину. Там нас заставили сесть прямо на холодную сырую землю. Как-то вяло пробежала мысль о цистите и женских воспалениях: не все ли равно, если тело этого даже не почувствует. Вдогонку пришла следующая, о том, что с вернувшимся либидо должны восстановиться и прочие женские функции. Но и об этом я тоже не узнаю. Вряд ли ночные следят за гигиеной пленников. Кормят и поят, чтобы не померли раньше времени.

Как я поняла, ждали отряд с лошадьми. Вести нас три дня пешком никто не собирался. Дали по куску черствого хлеба и по несколько глотков воды. Потом отвели в сторонку по нужде. Даже не развязав. Один из ночных спустил нам всем по очереди штаны. И снова я подумала о том, что в экстремальных условиях стыд куда-то испаряется. Мужская рука у меня в штанах тоже не вызвала никаких особых эмоций, кроме желания откусить хозяину этой руки нос. Гораздо больше думалось о технической стороне дела. Все-таки мужчины и женщины обычно проделывают это по-разному.

Отряд человек из десяти подошел ближе к вечеру. Нас отвязали друг от друга и от конвойных и погрузили на лошадей. Примерно так, как Марис вез связанного Этрая. Конский хребет впился в живот, в лицо летела грязь из-под копыт, тряска гулко отзывалась в пустом желудке. Подумалось, что к концу пути я буду ждать черного ритуала как избавления.