Темный инстинкт

— Не что-то, а друг друга. Уже начали. Новлянская проболталась. А нас попытаются использовать в той же роли, что тебя твой Сидоров: стук-стук — глухой звук. И у каждого, думаю, найдется для вербовки свой индивидуальный подход.

— А мы поимеем их всех, Серега, a? — Кравченко довольно хмыкнул. — Так, значит. Пит Новлянский тащится от бабочек? Интересненько. Вот по виду-то не скажешь.

И вчера утром он как раз…

— Можно, конечно, заняться выяснением, кто что делал в часы убийства, — Мещерский говорил медленно, словно бы нехотя. — Только пустая это трата времени. Они родственники, и, чтобы заставить их показывать друг против друга, надо сначала посеять ветер и только потом пожать ураган. А мы не знаем, с чего этот сев начать. Ящика Пандоры, Вадя, вот чего тут нам пока не хватает. Наследство — цель, конечно, очевидная, но только для троих: брата Григория и Новлянских. Хотя дети первого мужа, Вадя, это — да ты и сам Сидорову сказал — седьмая вода.

Может, конечно, существовать завещание, которое узаконит права всех претендентов, но в таком случае…

— Тебе ж Елена Александровна сразу на завещание намекнула!

— А Зверева молчит! И без нее наши догадки — ерунда.

Завещание, даже если оно и есть, недолго переписать. Так что… Убийство совершено в семье и, может статься, кем-то из семьи. А причины? Ну хорошо, одну мы вроде знаем. А остальные? Почему, скажем, Шилова убил иранец?

А Корсаков?

— Нудный он тип, на мой взгляд.

— И еще остаются — младший брат, поклонник дуче, подруга, старая домработница…

— Что, этих баб тоже будем в черный список включать? — ухмыльнулся Кравченко.

— По логике вещей включить мы должны всех, — Мещерский воодушевился. — Все так делали.

— В книжках!

— Все так делали. И если мыслить логически, убить ближнего своего дано при определенных условиях любому.

— Я бабульку Кристи в пятом классе бросил читать — у меня мозги от ее загадок усохли, — Кравченко ухмылялся. — А ты представляешь себе, как эта толстуха заворачивается в свои атласные халаты и зловеще подкарауливает в кустах четвертого мужа своей подруги — как Фрекен Бок, — он фыркнул. — Да ты и сам в такое не веришь.

— Логика в вере не нуждается.

— Логика, логика, заладил тоже! Ты вот даже не знаешь, что под этим словом подразумеваешь. Спроси — не объяснишь.

— Нет, объясню!

— Брось. Сам же говорил: к логике надо вовремя прибегать и вовремя из нее выбегать. А тут, если это действительно семейное дело, никакой логики быть не может. Эх, Серега, семья — материя тонкая. А семейные тайны, интриги — это, знаешь ли вообще… Катьку бы сюда, это ее стихия, она любит покопаться во всякой там психологии…

А мы как пни, ей-богу. Вернее, я — я, Серега, толстокожий человек, как Катька скажет. А ты больно своей логике веришь, хотя, что уж греха таить, ни черта в ней не смыслишь.

— Ты куда «деррингер» свой дел? — Мещерский поудобнее раскинулся на постели. — Под подушкой держите или как?

— Не бей по больному месту.

— А ты мне?

— Пардон. Но насчет профессионализма утерянного ты меня первый поддел. Ладно, прощаю. Давай-ка лучше, чем попусту препираться, кое-что обсудим. А то мне завтра перед Сидоровым отчитываться о внутридомашних отношениях, а я секу их трудно. Итак, эта Лиска-Алиска алкоголичка, да еще язвенница. И что нам это дает?

— У нее нервный склад натуры. Она подвержена перепадам настроения, болтлива, иногда говорит любопытные вещи. И у нее было язвенное кровотечение, которое может повториться.

— Бр-р, удовольствия в этом мало. А с братцем они, значит, как кошка с собакой?

— Я бы не сказал. — Мещерский повернулся. — Разговаривают они друг с другом действительно бесцеремонно, куда только прежние манеры подевались. Но ты б видел его лицо в тот миг, когда она разыграла припадок! Петька этот побелел весь — видимо, действительно искренне за нее испугался. А насчет грубости его… Она ведь такую ерунду несла — любой бы не выдержал. Иной и на затрещину бы не поскупился — у нас джентльменов-то днем с огнем, а этот терпел все. Только огрызался.

— Ну, тогда пока будем считать, что брат и сестра друг друга все же любят, но на свой лад, — подытожил Кравченко. — А Звереву они…

— Их отношения к мачехе я пока еще не понял, — честно признался Мещерский. — Они живут в ее доме.

Фактически она до сих пор их содержит. И это пока все.

— А с ее братцем к тому же Алиска… Слушай, они с этим Таврическим спят или не спят?

— Понятия не имею, — Мещерский нахмурился. — Я за ними в замочную скважину не подглядывал.

— Ну, не принимай так близко к сердцу… Ты ведь наблюдательный, долго ль тебе понять всю эту ауру — взгляд, жест, вздох. — Кравченко вертелся в постели. — Ты вот тогда сказал: «Странный дом. Кое-кто здесь не спал». В ту, ночь, накануне, понимаешь? Так я, грешным делом потом на эту парочку подумал. Амуры, мол, летали-трепыхались.

А ты что имел в виду?