Темный инстинкт

— Да! В ЕЕ доме, где я… А я ведь там совсем один. Как перст. А сегодня вот я взглянул на мир, на окружающую среду, так сказать, и понял знаете что? Что кругом — еще большее дерьмо. — Шипов доверительно приблизился к Наталье Алексеевне. — В вас страха нет, вот что, а поэтому вы меня поймете. Так вот, я увидел, что мир за стенами ЕЕ дома — тоже свалка отбросов, еще более вонючих и тухлых. Сегодня мне хотелось убить их всех. Они — свиньи.

Все! Они недостойны ничего великого: ни риска, ни героизма, ни жертвы. Даже поступка настоящего недостойны.

Они — просто стадо, инертная масса. Слизь, короче. Ведь они просто стояли и глазели — и все. Понимаете? И мне хотелось перебить их только за одно это, за их преступную пассивность. Так я думал. А потом… Потом пришли вы, и все сразу изменилось. Появился лидер, подающий пример.

И время двинулось вперед, и даже у этих насекомых появилась потребность действовать. И я подумал уже совсем другое — а может, они просто спят? И нужен кто-то, кто способен их разбудить? Кто-то с железной волей и великой жаждой, желанием перевернуть все на этой вонючей свалке отбросов вверх дном. Кто-то, кто способен стать вождем этой тупой и сонной нации и повести ее…

— Куда? — тихо спросила Наталья Алексеевна. — Куда ты хочешь повести нас, Егор?

Шипов смотрел на стол — на огрызки маринованных огурцов, ломтики кекса на тарелке.

— Вы напрасно, Егор, записываете меня в какие-то там лидеры. — Наталья Алексеевна посмотрела на Сидорова, тот нахмурил брови. — Я всего лишь сельский врач. А в той квартире был мой потенциальный пациент — больной несчастный человек, который причинил окружающим много зла, может быть, в глубине души совсем этого и не желая.

— Я все равно вами восхищаюсь. Вы из тех женщин, которых должны выбирать себе в жены вожди. Вы героев рожать должны, — Шипов снова стукнул кулаком по скатерти. — А теперь, зная, что я вами так восхищаюсь, скажите мне, только искренне: этот шизанутый убил моего брата? Да или нет?

— Второй жертвой Пустовалова, возможно, стал брат Егора, помнишь, я тебе про дачника говорил, — Сидоров положил свою руку на плечо докторши. — А сегодня ночью он убил Мишку. Да ты его знаешь, еще жить ему тут предлагала.

— Ужасная жизнь, — Наталья Алексеевна пошевелилась, и опер руку убрал. — И ужасная смерть у него была.

Типичнейший синдром войны. Ну, что же вам ответить, Егор.., если честно, только одно: там в квартире мы с Пустоваловым о его преступлениях не говорили.

— Ну, вы там по ходу дела придумывать были вынуждены, ситуацию моделировать, подстраиваться к его бреду, — льстиво ввернул Кравченко. — Пустовалова успокоить хотели, потому со всей его чушью соглашались, подыгрывали ему. Это мы поняли. Наверняка вы с ним почти установили этот контакт, — он не удержался, усмехнулся, потом вздохнул. — Но когда дверь стали снаружи ломать, даже шизика осенило, что ему просто зубы заговаривают.

Псих-псих, а смысла и его поступки не лишены.

— Я не собиралась заговаривать ему зубы. А мой обман насчет журналиста… Я.., я сожалею, что не сказала ему правды, может, ничего бы и не произошло или же… — она закусила губы. — Этот человек был очень болен. На нем не стоило проводить таких опытов. Его ипохондрический бред по сути своей не был выдумкой, а был реальным отображением случившегося с ним несчастья. Психически больные часто не сознают, что они больны. А Пустовалов сознавал. Он знал, что его мозг болен. Именно эта болезнь его смертельно напугала. То, что он фантазировал на эту тему — эликсир, лекарства, диагноз, — только попытка отдалиться от страшной правды. Он уже не мог об этом не думать. Не мог переключиться на что-то иное. Он стал одержим своей идеей. Я убедилась в этом, когда мы разговаривали с ним. Я подозревала что-то подобное, но.., то, что я увидела и услышала от него, сам его вид, я.., даже растерялась… Тот, кто одержим идеей смерти, — страшен.

— Ладно, брось эту свою философию, Наташка, — Сидоров протянул женщине карамельку, извлеченную из кармана, она не взяла. — Тебе еще комплекса вины не хватало по поводу этого козла свихнувшегося. Ты вот что мне лучше скажи: почему он не убил Гвоздева, у которого скрывался все это время? Ведь алкаш алкашом этот регент, хоть в храме и псалмы поет.

— Скорей всего они с регентом друг другу понравились, Саша.

— Так просто? Понравились, и все?

— Так просто. А что ты хотел бы услышать? Я, например, уверена, что Пустовалов перебежал в другую квартиру, когда понял, что ему угрожает опасность, именно потому, что хотел избавить от этой опасности человека, который был ему приятен. Он не хотел неприятностей Гвоздеву, поэтому и переменил убежище. А то, что в той, другой квартире оказалась железная дверь, решетки на окнах и заложники — случайность чистейшей воды.