– Погоди, Рамон, – остановил его Глеб. – Ребята, – почти ласково обратился он к охоронцам, – давайте просто сделаем вид, что мы не встречались. И каждый из нас пойдет своей дорогой. Так будет лучше для всех.
Свей, похожий на наемного убийцу, холодно усмехнулся и сказал:
– Ничего не выйдет, ходок. За твою голову нам обещаны «дары».
– Хотите отрастить клыки и бегать по городу на карачках? – осведомился Глеб.
– Наши «дары» будут особыми, ходок, – отчеканил свей. – Мы обретем Силу, но сохраним свой человечий облик. И хватит это обсуждать. Сложи оружие, и мы сохраним тебе жизнь.
– Ну хватит! – вспылил вдруг Рамон. – Прочь с дороги, свеи!
– Берем их! – рявкнул широкоплечий охоронец, и все четверо, вскинув мечи, ринулись на Глеба и Рамона.
Рамон взял кинжалы на изготовку, но пустить их в ход не успел. Глеб, резко двинувшись вперед, четыре раза молниеносно взмахнул своим клинком. Затем отошел в сторону и, хрипло выдохнув, опустил меч.
Охоронцы, громко бряцнув кольчугами, попадали на пол. У одного была рассечена грудь, у второго в животе темнела кровавая дыра, третьему клинок Глеба перешиб кадык, а четвертый лишился головы.
Голица сдавленно вскрикнула и, опрокинув лавку, вскочила на ноги. Рамон, так и не успевший обагрить кинжалы кровью наемников, с ужасом уставился на их трупы. Потом отвел взгляд, медленно вложил кинжалы в ножны и тихо пробормотал:
– Диабло… Ты даже не дал им шанса, Первоход.
– Все, что от них требовалось, – это уступить мне дорогу, – глухо ответил Глеб. Он вытер клинок об одежду одного из убитых охоронцев и вложил меч в ножны.
Затем взглянул на побледневшую, хмурую Голицу и сказал:
– Прости. У меня не было другого выхода.
Голица метнула на него гневный взгляд, затем крикнула:
– Валуй! Валуй!
В горницу из сеней вошел верзила-слуга. Посмотрел на трупы охоронцев равнодушным взглядом, хмыкнул и как ни в чем не бывало воззрился на свою хозяйку.
– Сходи за тележкой и отвези охоронцев к оврагу, – приказала Голица дрожащим голосом. – И забросай их чем-нибудь, чтобы не сразу нашли.
Валуй кивнул, нагнулся, грубо сгреб огромными ручищами одного из охоронцев и забросил его на плечо. Затем повернулся и вышел из горницы.
Голица перевела взгляд на Глеба.
– Уходи, Первоход, – сказала она. – Уходи и более не переступай порог моего дома.
Глеб, ни слова не говоря, повернулся к двери, перешагнул через трупы и зашагал прочь.
– Пусть господь смилостивится над вашими душами, – пробормотал Рамон, с грустью глядя на мертвых охоронцев. Затем перекрестил их, кивнул Голице и, развернувшись, заспешил за Глебом.
6
Вернувшись домой, они застали в горнице Хлопушу и невысокого худого паренька в дороготканой епанче без запояски. На столе горели сальные огарки, на воронце – плошка с жиром, дававшая вонючий свет. Хлопуша вскочил с лавки и, улыбаясь во весь рот, шагнул навстречу Глебу. Мальчишка тут же подорвался с места и хотел обогнать Хлопушу, но здоровяк поймал его рукой за ворот.
– Погодь, сорванец! – Затем снова взглянул на Глеба и виновато проговорил: – Прости, Первоход. Я встретил этого мальчонку при княжьем тереме. И, кажется, теперь он остался без…
– Первоход! – Вырвавшись из пальцев Хлопуши, Прошка бросился Глебу на шею. – Первоход, как я рад тебя видеть!
Глеб, нахмурившись, легонько погладил паренька по тощей спине.
– Ну будет. Будет. – Он мягко отстранил от себя мальца и взглянул толстяку Хлопуше в глаза. – Мы с Рамоном собираемся в Гиблое место. Если хочешь, идем с нами.
Румяные щеки верзилы слегка побелели. Толстые губы плотно сомкнулись. Несколько мгновений он молчал, глядя на Глеба недовольным и удивленным взглядом, потом сказал:
– Последний раз, когда я там был, темные твари едва не слопали меня. Я и сам люблю сытно поесть, но это не значит, что я согласен быть чьим-то обедом.
– Так что ты отвечаешь? – прямо спросил Глеб. – Да или нет?
Хлопуша вздохнул и, состроив скорбную физиономию, выдохнул:
– Да-а.
– Глеб, возьми и меня! – воскликнул Прошка.
Глеб посмотрел на него и произнес с необычайной серьезностью:
– Нет, Прохор. Ты еще мал.
– Возьми! – Худое лицо Прошки посуровело. – Или я сам увяжусь за вами, – яростно пообещал он. – Буду идти следом и прятаться, сроду меня не увидишь!
Глеб сдвинул брови:
– Должно быть, ты спятил, парень. Этот поход не для тебя. Да и мы оттуда вряд ли вернемся.
Прошка сжал кулаки.
– Не решай за меня, ходок. Мне уже пятнадцать лет, и я сам могу решить.
Глеб помолчал, кусая губы, потом спросил:
– Назови мне хоть одну причину, почему я должен взять тебя с собой.
Худое лицо паренька побелело от ярости, гнева и боли, и он с остервенением воскликнул:
– Эти твари убили купецкую дочку Млаву! Прямо у меня на глазах! Я видел, как ее убивали, но ничего не смог сделать!
Глеб взглянул на толмача.
– Что скажешь, Рамон? – тихо спросил он.
– Его причина кажется мне удовлетворительной, – ответил толмач.
Глеб перевел взгляд на Хлопушу:
– А ты что думаешь?
– Думаю, здесь ему все равно не выжить. Он так ненавидит лысых тварей, что они почуют это за версту.
Глеб посмотрел на Прошку и сухо сказал: