Темные врата

К счастью, сапоги охоронца пришлись Глебу впору. Глеб притопнул каблуками, затем поудобнее перехватил факел и двинулся к двери.

Дверь распахнулась с легким, едва слышным скрипом. Петли недавно смазали жиром. Значит, это не подвал, куда сбрасывают всякую дрянь и рухлядь, а нечто другое. Глеб посветил перед собой факелом и изумленно приподнял брови. Прямо перед ним был довольно широкий коридор.

Да уж, это точно не подвал. Глеб осторожно двинулся вперед, освещая себе дорогу тусклым коптящим факелом. Что-то подсказывало Первоходу, что если он не выберется из этого жуткого места сейчас, то не выберется уже никогда.

Вывернув из-за угла, Глеб увидел двух ратников. Завидев Глеба, они вскинули арбалеты и нажали на спусковые крючки. Глеб шатнулся в сторону – и стрелы со свистом пролетели возле его лица. Издав горлом дикий яростный звук, Глеб ринулся на охоронцев. Первого он сшиб с ног ударом факела, второго боднул в грудь головой, а потом провел серию хлестких ударов по корпусу и довершил дело резким хуком в подбородок. Охоронец рухнул на пол. Другой как раз поднялся на ноги, но Глеб и его отправил в нокаут, двинув верзилу кулаком в челюсть.

Отшвырнув факел, Глеб вынул из ножен одного из охоронцев меч и двинулся дальше. Коридор. Поворот. Еще один коридор, и снова поворот. Вот и дверь.

Глеб нащупал замок. Железо не гнулось. Он поднатужился и с хрустом сломал у замка дужку. Потом выдернул замок и отшвырнул его в сторону, после чего, распахнув дверь, вышел на улицу.

Вокруг царила ночь. Двор был большой, но, кажется, отбежав от каменной кладки здания на десяток саженей, он обрастал деревьями, а дальше и вовсе просто превращался в лес.

Легкий ветер, словно тяжелый, горестный вздох, пробежал по кронам серебрящихся в лунном свете деревьев, и в лицо Глебу пахнуло холодом. Он сжал в руке меч и остановился. Что-то ждало его в темноте. Что-то страшное и смертельно опасное. На лбу у Глеба выступили крупные капли пота, по спине пробежал холодок.

– Ну, давай, – прошептал он, напряженно вглядываясь в темноту. – Давай!

Ждать пришлось недолго. Черные тени отделились от темного месива деревьев и стали быстро надвигаться на Глеба.

2

И снова Глеб погрузился в странную дрему. Он как будто вышел из своего тела и парил где-то рядом. Он видел, как из леса вышли две темные фигуры, как подхватили его на руки и понесли к деревьям. Видел, как заботливо они уложили его в возок и накрыли сверху рогожей. Видел, но ничего не мог сделать. И ничего не мог сказать. Тело не подчинялось ему.

Потом Глеб устал, и на смену дреме пришел настоящий мрак. Изредка мрак рассеивался, и Глеб снова мог что-то видеть. Он словно выныривал из черного омута. Он не понимал, где находится, и не узнавал тех, кого видел. Его окружали какие-то колышущиеся тени. Иногда эти тени принимали форму людей, иногда – деревьев. Когда сознание его прояснилось в очередной раз, Глеб увидел над собой чье-то смуглое лицо.

– Кто ты? – с трудом проронил он.

– Я Рамон, – последовал ответ. – Твой друг. А это – Хлопуша.

Рядом возникло еще одно лицо, круглое, покрытое веснушками.

– Что… – Глеб облизнул языком разбитые губы и поморщился от боли. – Что происходит?

– Ты болен, – мягко сказал Рамон. – Мы везем тебя к целительницам.

И снова тьма засосала Глеба, втянула в себя, как трясина. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем сознание вновь вернулось к нему. Как бы сквозь сон Глеб слышал негромкий ритмичный стук бубна, видел два обнаженных стройных женских тела. Распущенные русые волосы девушек рассыпались по голым плечам.

Голые сестры втирали в его тела пахучие мази, кропили его ароматной водой, бормоча тихими, монотонными голосами заклинания.

«Боже, да это ведьмы!» – подумал вдруг Глеб.

Они обливали его водой, снова бормотали заклинания и снова мазали его травяными мазями. Голые тела сестер блестели от влаги и пота. Их лоснящиеся, по-девичьи крепкие груди с острыми сосками подрагивали возле его лица.

– Одион! Двойчан! Черичан! – крикнула Рожена, бросила в ковш с водой щепоть сухой травы, потом подхватила ковш и выплеснула воду на каменку.

Облако горячего пара поднялось от печи, окутало Глеба, обожгло ему кожу, проникло в каждую пору его разомлевшего тела.

Когда жар стал нестерпимым, Глеб окончательно потерял сознание.

Очнулся он в теплой, чистой горнице. На столе теплилась свеча. Толмач Рамон сидел в кресле, накрытом для мягкости старым кафтаном, и читал книгу.

Глеб привстал и оперся на локоть. В глазах у него тут же замелькало, а голова налилась тяжестью и снова устремилась к подушке, но Глеб стиснул зубы и не поддался слабости. Постепенно зрение его прояснилось, а ухающий колокол в голове поутих.

– Рамон, – тихо позвал Глеб.

Толмач поднял взгляд от книги и повернул к нему по-девичьи красивое смуглое лицо.

– Ты очнулся?

– Кажется… да.

Глеб, опираясь о тюфяк ладонями, сел на кровати. Осторожно повертел головой. Потом взглянул на свои руки и пошевелил для проверки ногами.

– Я цел?

– Теперь да, – с улыбкой ответил Рамон.

Глеб облегченно вздохнул, посмотрел на толмача хмурым взглядом и спросил:

– Что это было?

– Где?