Темные врата

– Пока вас не было, в княжестве произошли большие перемены. Я внедряю в массы прогресс, и мне нужны верные, сильные и умные помощники.

Рамон улыбнулся и заверил:

– Всегда готов помочь тебе, Первоход.

А Хлопуша грохнул об стол кубком и громко сообщил:

– Если нужно что-то внедрить – я к твоим услугам, Первоход! Крепче плеча, чем мое, тебе не найти!

5

Странная жизнь была теперь у Прошки Суховерта. С утра он ходил в школу и учился грамоте. После полудня – фехтовал на деревянных мечах в гимнастическом зале. А вечерами ходил в театральный кружок.

С одной стороны, жизнь пошла хорошая, интересная и сытая. Но с другой – дышалось Прошке теперь не так вольготно, как прежде. В школу не пускали неумытым и в грязном платье. Это называлось «гигиена». В гимнастическом зале нельзя было лупить друг друга палками по голове, а лишь делать «выпады», «переходы» и «блоки» по правилам фехтовального искусства.

Да и «театр» Прошка не больно-то жаловал. Девчонки изображали из себя взрослых девок и баб, так же, как их мамки, утыкали руки в бока и сдвигали брови. Прошке это не нравилось, потому что взрослых баб он недолюбливал. Опыт подсказывал Прошке, что с бабами лучше не связываться. Там, где мужик даст тумака и забудет, баба будет бить скалкой, пока не забьет тебя насмерть.

Не нравилось Прошке и то, как девчонки изображали любовь. Они хныкали, сюсюкали и размазывали по щекам сделанные из слюней слезы. Прошку от этой фальши коробило. В конце концов, Прошка вовсе перестал ходить на «репетиции».

Иногда, проходя по Торжку в своем новом богатом кафтанчике, Прошка замечал, что торговцы, по старой памяти, прикрывают от него свой товар. Поначалу Прошку это бесило, а после стало нравиться, поскольку напоминало о прежней вольной жизни. О той жизни, в которой девки были предназначены, чтобы задирать им подолы, а не сюсюкать с ними про «любовь», а разбойники были милее добрых молодцев.

С Глебом Первоходом воренок виделся редко, хотя дом, в котором он теперь жил, находился во дворе княжьего терема. Будучи первым советником, Первоход был постоянно чем-нибудь занят.

Прошка довольно быстро оценил размах преобразований, которые затеял Первоход. Жизнь в городе кипела, как может она кипеть лишь в муравейнике. Вокруг, куда ни плюнь, постоянно что-то строили и сколачивали. С самого утра над городом начинал тянуться черный дымок, выходящий из труб нескольких мастерских и «мануфактур».

Неподалеку от княжьего терема возводили огромное здание, называемое «Дворец культуры», причем строили его не из бревен и даже не из белого камня, а из рыжих кирпичей, слепленных из глины с замысловатыми добавками и пропеченных в специальных печах.

На прилавках Торжка появились диковинные товары, о которых прежде хлынцы и не слыхивали. На мосту, перекинутом к стене княжьего терема, торговцы продавали книги и парсуны, отпечатанные в «типографии».

Прошка и себе прикупил одну, на которой были нарисованы три ратника на могучих конях. Тот, что посередке, оглядывал окрестности из-под ладони. На руке у него висела палица. Тот, что слева, был мощен и глядел вокруг бесстрашным взглядом. А тот, что справа, был строен и молод, почти как Прошка. Его белый конь, такой же стройный, как седок, опустил голову к траве.

Прошка приладил трех богатырей на стену и таращился на них по утрам, когда жевал хлеб и запивал его квасом, готовясь отправиться в школу. Он представлял себе, что и сам когда-нибудь будет сидеть на белом коне, в кольчуге и шеломе. А на перевязи у него будет висеть длиннющий гофский меч, которым даже Глеб Первоход может управляться, лишь обхватив рукоять обеими руками.

Ну, а в школе, вместо подвигов и сражений, начиналась прежняя скукота – буквицы, цифирь, вертлявые девчонки, воображающие себя взрослыми бабами, вечно ворчливые учителя.

В тот день, когда жизнь Прошки снова перевернулась, в терем из далекой страны Венеции прибыли пять мастеров-стекольщиков. Прошка видел в окно, как Первоход встречал их и вел в мастерские.

Прошка уже слышал про стекло и даже видел когда-то круглые стеклышки на глазах ученого мужа Лагина. Да и в Порочном граде верхние окна главного кружала, в котором проживал когда-то Крысун Скоробогат, были застеклены.

Но теперь Первоход хотел, чтобы стекла были повсюду. Прошка не одобрял этого и втайне удивлялся глупости Глеба. Стекла дороги и хрупки. Вдарь по стеклу кулаком или швырни в него камень – и ничего не останется, кроме россыпи прозрачных твердых брызг. К чему переводить деньги казны на подобные пустяки?

Впрочем, обсуждать указы и распоряжения Глеба Первохода в тереме было запрещено. Каждого, кто хулил его новшества, было приказано ловить, класть на лавку и хлестать плетьми по мягкому месту, покуда не образумится и не перестанет злословить.

Перед самым началом урока к Прошке, дымящему в углу самокруткой (привычку эту он втайне перенял у Глеба), вдруг подошла купеческая дочка Млава. Остановившись рядом с Прошкой, она несколько мгновений молчала, а потом вдруг спросила:

– Прошка, а правду говорят, что ты знаком с советником Первоходом?