Темные вершины

Он отдал его, предал, и в наказание ему, в возмездие вернулась страшная болезнь, от которой, мнилось, навсегда избавил его Буш. Но Бог все видит, и Бог карает, ибо он яростный, грозный, и тех, кто не соблюдает завет с ним, тем лучше не родиться на земле. Как это люди не хранят, что имеют, не понимают своего счастья, принимают все как должное?! И на них, беспечных, тоже есть вина, но двойная, тройная вина на тех, кто свое счастье предает, думая, что больше не понадобится, думая, что счастье лежит на каждом углу, только наклонись да подними его. Но нет, не так устроен мир, и, если уж дано тебе счастье – великое, настоящее, счастье встречи с человеком – храни его, береги как зеницу ока, взращивай, подпитывай. Ведь настоящий человек – это образ Спасителя нашего, отразившегося в смертной оболочке, он не тебя одного спасает, он многих спасает, всех, на кого падает его взгляд…

Так думал Грузин, сжимая от боли зубы, – железно, страшно, как тиски, – думал в те краткие мгновения, когда боль отступала и в мыслях хоть немного, но прояснялось. Он думал так и приуготовлялся нести эту боль по жизни дальше, месяцы, годы, сколько хватит сил.

Но вот еще что есть Бог – любовь, милосердие, и это в нем – в первую очередь. Бог – он всемилостивый, милосердный, он прощает всех, даже таких закоренелых грешников, как Грузин, которым клейма негде ставить, на всех местах позор виден и без клейма, невооруженным глазом. Чем еще, как не милосердием Божиим, объяснить тот благословенный полуночный звонок, который прервал его, Грузина, муку сообщением тревожным, удивительным, но главное – радостным, чудесным, таким, в которое и поверить было нельзя!

Аслан позвонил ему на домашний московский номер, позвонил и сказал, что на горизонте объявился Буш, что он в бегах, что ему потребна помощь. Одна только новость эта произвела на Грузина необыкновенное действие, восхитила дух его, отогнала проклятую болезнь, которая убоялась великого доктора, сжалась, скорчилась и затихла за горизонтом, на самых дальних подступах к нему.

Обрадованный Грузин хотел было тут же везти доктора в Москву, но потом понял, что это будет рискованно. По дорогам рыскают хранители, вся полиция на ушах – ищут опасного преступника, похожего на базилевса. Похожего – ха! Да если бы они знали, что ищут не преступника, а именно что самого базилевса, да будет он долог и всемогущ, представляю, что бы они сказали, хоть сейчас уши затыкай! А может быть, и ничего не сказали бы, может, им все равно, кого искать, в кого стрелять. Иногда Грузину казалось, что обычные люди совсем перестали соображать, делегировали эти полномочия вышестоящим, а те – еще выше – и так по ступенькам, вплоть до самого верха, до базилевса и триумвиров, и это теперь называлось вертикалью власти.

Нет, в Москву было нельзя, во всяком случае, не прямо сейчас, не так сразу. И Грузин велел Аслану отсиживаться в его старом доме – никто, само собой, и подумать не мог бы, что беглый потентат появится вдруг у Грузина. Никто, кроме Хабанеры, конечно. Но Хабанера знал Грузина за разумного человека, понимал, что тот, в свою очередь, понимает и, случись чего, охулки на руку не положит, сообщит, да что там сообщит, сам первый схватит и приведет под белые руки.

И Грузин, конечно, понимал, он понимал… Дело это, которое с базилевсом, оно не просто государственное или еще там какое, это вопрос жизни и смерти. И жизнь эта, а еще больше смерть, уже забурлили, поднялись кошмарной волной, замутили горизонт, сдвигая с места людей и события, бросая их в воронку разбушевавшегося хаоса. Уход базилевса из дворца сорвал какие-то тайные пружины, на которых держался мир, всю привычную механику сорвал с нормального ритма и нормальной резьбы.

Прямо на глазах необъятная наша отчизна стремительно проваливалась в чудовищный коллапс. Вдруг поползла изо всех щелей оппозиция, про которую, признаться, уже изрядно подзабыли, – как обычно, с бешеными своими, наглыми требованиями. Требовали отменить запреты на ввоз в страну еды, на усыновление детей иностранцами, на ввоз лекарств, на выезд граждан из страны, уголовное преследование детей младше четырнадцати лет, а также уголовную ответственность за оскорбление государственного флага, гимна и должности базилевса. Требовали отменить освидетельствование новобрачных, православный и мусульманский дресс-код, обязательную сдачу ГТО всеми гражданами до 70 лет и закон об обязательности доносов. Требовали восстановить дееспособность пожилых, разрешить усыновление больных детей, отменить конфискацию частной собственности для государственных нужд… Требовали дезавуировать еще многие разумные и полезные законы, сохранявшие порядок и стабильность в богоспасаемом нашем отечестве, много еще чего требовали раздухарившиеся человечки.