Темные игры

Залуцкий решился и побежал, на ходу доставая журналистское удостоверение, в сторону главного входа — туда, где в безопасном отдалении от здания виднелось самое большое скопление людей и машин. Дима остался.

31 марта, 19.32, там же.

Радиоуправляемые заряды сработали синхронно — накрывшее большую часть из них желе сигнал не экранировало. «Гранат» словно превратился в старинный парусный линейный корабль, давший залп всем бортом: из ровного ряда окон рванулись наружу бешеные вулканы, громада башни содрогнулась от основания, от самых глубоких подвалов, — и до венчающей крышу огромной антенны. Стены выдержали. На ходу, впопыхах, экспромтом, но минировали мастера своего дела…

… Обломки металла, стекла и бетона, изобильно летевшие из оконных проемов, Диму не задели. Не долетели — главная ударная волна была направлена внутрь. До него долетело другое…

— Ну и прикол… — ошалело пробормотал он. — Мой тазик…

Ударившийся с чавкающим шлепком о покрытый прошлогодней мокрой травой газон в шаге от Димы изрядный кусок этого медленно принимал свою естественную форму, не искаженную сейчас сжимающими и давящими со всех сторон бетонными стенами. И она повторяла Димин тазик — даже с характерной круглой вмятиной наверху, оставленной при отливе слегка выпирающим дном… Потянувшееся из здания вслед за взрывом пламя достаточно освещало окрестности, чтобы никаких сомнений не осталось — перед Димой точная копия клеток-мутантов, скользивших вчера по полу лаборатории вслед за рыболовной леской — дубликат, увеличенный в три с лишним раза по каждому измерению.

Оттуда, куда убежал Залуцкий, от штаба и центра всей операции, совершенно неожиданно донеслась беспорядочная пальба, и, что было еще неожиданней, — истошные, дикие вопли. Дима не повернул головы, глядя как подрагивающий и колыхающийся холмик медленно приближается к нему, оставляя за собой покрытую слизью полосу черной земли — словно кто-то невидимый за спиной Димы тянет это на леске…

— Ну, бля, и прикол… — казалось, все другие слова он позабыл. Ровный круглый край медузы коснулся ранта его ботинка.

— Ну, бля, и… — он твердил и твердил, как заведенный, эту дурную фразу, когда увидел, нагнувшись и напряженно вглядываясь в желтую муть, — увидел вместо исчезнувшей кожи ботинка и мелькнувшего на мгновение грязного носка собственные пальцы — трупно-белые, искаженные мутью, с неровно обстриженными ногтями. Он даже пошевелил ими, удивляясь, что не ощущает ничего: ни тепла, ни холода, ни липкой влаги. И только потом, когда внутри студня развеялась непонятно откуда взявшаяся муть и он разглядел белые костяшки фаланг, продолжающие начатое шевеление — только тогда Дима закричал. Крик был высоким, пронзительным, терзающим уши — и долгим, очень долгим.

Никто не услышал — воплей вокруг хватало.

01 апреля, День Дураков, 10.20, редакция «Царскосельского листка».

Люся Синявская пришла на работу в настроении отнюдь не праздничном, совсем не подходящем для шуток и безобидных розыгрышей.

Проблемы последнее время навалились кучей, как свора лаек на стронутого с берлоги медведя. Муж, Костик, нашел какую-то фотохалтуру за городом — и несколько раз возвращался поздно, приносил деньги — а заодно и запах недешевого алкоголя, который, однако, не мог до конца перебить тонкий аромат женской косметики… Единственная дочь от первого брака не в первый раз замечена с каким-то сокурсником из нынешних, с типичным моветоном (ничего серьезного, мама, мы просто друзья!)… Родители совсем сдают, болеют все чаще — а в область, за сто сорок километров, к ним каждую неделю не поездишь… Короче, не до шуток.

Она и про праздник-то этот дурацкий вспомнила, только придя на работу и подумав про Немчинова — надо с ним что-то делать, достал окончательно.

В редакции было на удивление пустынно, она тут же поняла почему — почти все толпились у телевизора в приемной, с жаром обсуждая какую-то первоапрельскую шутку, запущенную в эфир с утра пораньше. Она глянула мельком: на экране что-то горело и рушилось, метались испуганные статисты, тарахтел прямо в камеру репортер, удачно изображая крайнюю степень взволнованности. Повторяются — все прямо как в том рекламном ролике, что насчет захвативших город орехов… А вот и злобный пришелец — ползет-колышется гигантская медуза чуть меньше цирка шапито размером… Люся пошла к себе, отметив, что задумана и смонтирована хохма с размахом, куда там их штатному шуту Немчинову с его плоскими приколами…

Устроившись за столом, первым делом взялась за выдвижной ящик (зная простой и не признающий частной собственности характер коллег, все нужное для работы на виду не оставляла, прятала в стол); выдвинула — и замерла. Вот и первый привет от козла-Немчинова, но наверняка на сегодня не последний… С первым апреля!