Темные игры

Дерин сначала ничего не понял, потом увидел — на разгрузке напарника быстро расползалась неровная дыра, прочный серый камуфляж испарялся, как снежинка на ладони, демонстрируя всем окружающим в лице Дерина содержимое карманов запасливого Мухи. Тот выпрастался из разгрузки почти мгновенно, побив все существующие в этом деле нормативы, отшвырнул подальше и обалдело протянул:

— Вот гнида… Ведь с орешек всего капля долетела…

— Отходим! — рявкнул Минотавр. — Аккуратно! Под ноги смотри, могут еще валяться!

Отходили осторожно, словно пол был усеян невидимыми глазу растяжками. Студень полз как ни в чем ни бывало.

— Огнеметы нужны, — злобно предложил Муха, очень жалевший о новенькой разгрузке и ее содержимом. — Выжечь на хер…

— Не выйдет, эта гадина на три четверти из воды… Видел, что с фосфорной гранатой было?

— Тогда направленным взрывом. Вода там или…да, кумуляшка все испарит… — Кравец, похоже, серьезно настроился поквитаться с тварью.

— Все восемнадцать этажей рухнут, — выдвинул последний довод Дерин. Похоже, не Мухе первому пришла в голову идея взрыва — в треске рации все чаще различалось слово «заряды».

— Не рухнут. Первый и второй этажи гораздо шире… опорные в стороне… боковые стенки только вынесет… ну, давай, свяжись с майором, ползет ведь, ползет, проклятая…

Кравец знал толк во взрывах, сказал — значит не рухнет, и все равно что-то в его идее было не так, что-то он упустил важное, что-то не учел, но Дерин так и не успел понять и сообразить — что. Нажал кнопку вызова:

— Клещ, Клещ, я Минотавр…

31 марта, 18.59, пересечение улицы Орджоникидзе и проспекта Гагарина.

Едва свернули на Орджоникидзе, пришлось остановиться. Улицу перекрывали два поставленных поперек грузовика, за ними мерцала синюшная милицейская мигалка и вообще что-то такое происходило совсем непонятное, в разрываемой вспышками фонарей темноте было не разобрать.

— Авария, — зло процедил Залуцкий. — Жми с тылу, через Московскую площадь.

Гера послушно вывернул руль.

С другой стороны движение упиралось в пластиковые, заполненные водой барьеры и гибедедешник яростно махал полосатой палкой: «В объезд, в объезд!»

— Черт! Что там у них стряслось?! Пошли пешком, дворами…

Пешком дворами они продвинулись тоже не слишком далеко. Путь преградила полосатая лента, растянутая на временных опорах — и уже бежали вдоль нее два лба в камуфляже и брониках, со злыми напряженными лицами:

— Назад!! Назад, мать твою! Оцепление!

Дима потянул за рукав Залуцкого, тыкавшего под нос омоновцу камеру, качавшего права насчет свободы прессы и чуть не схлопотавшего по почкам:

— Пошли, пошли, — и зашептал жарко в ухо: — Есть тут лазейка, Одинец показывал. Прорвемся!

31 марта, 19.17, там же.

Казавшаяся целой и прочной металлическая сетка ограды в известном Диме месте приподнялась, открыв узкий лаз. Они с Серегой поднырнули легко, а Гера застрял со своими громоздкими причиндалами.

— Догоняй, как пролезешь! — бросил Залуцкий через плечо, не оборачиваясь. Похоже, съемка недостающих кадров волновала его сейчас гораздо меньше, чем творившееся у «Граната» столпотворение. — Куда теперь? Веди, Сусанин…

Низко пригибаясь, они пересекли австоянку — на вид этот путь вел в сторону, совершенно противоположную нужной им; протиснулись в еще одну дырку (Залуцкий безбожно матерился, располосовав рукав новой кожаной куртки); свернули в казавшийся глухим тупик — в конце этого аппендикса стояли ящики, заботливо приставленные лесенкой к бетонному забору — перевалили и эту преграду; и, выскочив с глухих задов Южного рынка, оказались совсем рядом с «Гранатом», проскочив и внешнее, и внутреннее кольца оцепления.

— Классно, старик! — голос Залуцкого даже дрожал от восхищения — не талантами Димы-Сусанина, но открывшимся им у «Граната» зрелищем.

Внутри серой громады здания творилось нечто непонятное, но захватывающее: с треском что-то рушилось, порой вылетали оконные стекла — вылетали тихо, без бьющегося звона, словно мягко выдавленные изнутри — падали и только внизу взрывались ливнем осколков; кое-где мерцали яркие вспышки и слышался характерный треск коротких замыканий; из одного окна жидко тянуло удушливым дымом. Главным средоточием всех непонятностей казался огромный периметр второго этажа. Третий этаж занимал гораздо меньшую площадь (здание напоминало высокую башню, с силой воткнутую в широкое двухэтажное основание) — и там, на третьем этаже, такое творилось только с одной стороны.

— Что это? — вопрос Димы звучал чисто риторически, он и сам не ждал ответа.

На пожар не похоже, хотя пожарных машин вокруг хватает — лестницы вытянуты к окнам, по ним торопливыми муравьями ползут фигурки людей — и все вниз, только вниз… Бах! бах! Бах-бах-бах-бах! — стреляют в здании? террористы? Дима не знал, что и думать, растерянно присел, скорчился у бетонного бордюра циклопической клумбы, подавленный и оглушенный. Он не любил и боялся слишком масштабных событий.