– Ты в это веришь?! – воскликнул я.
– Во что?
– В загробный мир, описанный на свитках папируса и стенах храмов? В Дуат, страну Осириса, и в Иалу, поля вечности? В прежние времена мы придерживались иных верований.
– А разве вчера рассуждали лучше, чем сегодня?
Я возразил:
– Никто еще не вернулся из загробного мира, чтобы о нем свидетельствовать.
– Разумеется! – отозвался Тибор. – И что?
– А если это не так?
– Я в него верю, Ноам.
– Что ты о нем знаешь?
– А ты?
Я замолчал. Он настаивал:
– Когда все подернуто дымкой неопределенности, отрицательное суждение стоит не больше положительного.
– Более дальновидным мне кажется воздержаться от утверждения.
– Ах вот как? Если бы я не верил, что в коре обитают Духи, разве я смог бы обнаружить в иве вещество, усмиряющее боль?[35] Нужно идти вперед, Ноам. А чтобы идти вперед, приходится рисковать. Ты пылко любишь свои сомнения. Человек не научится думать лучше, если не будет думать вообще.
Он подошел, схватил меня за руку и прошептал, будто в страхе, что подвальный сумрак может нас услышать:
– Ноам, смерть – это не конец. В этой мастерской я был свидетелем того, как душа покидает тело. Многие века мне привозят сюда тяжелобольных. Когда удается, я их излечиваю; когда же нет, я наблюдаю их в момент смерти. Слушай меня, Ноам: душа существует! Когда умирающий испускает последний вздох, с ним из груди выходит душа
Он сгреб пальцами несколько медных крупинок и высыпал их мне на ладонь.
– Три сениуса – вот сколько она весит, человеческая душа.
– Как ты посчитал?
– Я взвесил тело до и после смерти. Как только
Я смотрел на россыпь зернышек в своей горсти, и от мысли о возможности взвесить душу у меня голова шла кругом.
Тибор продолжал:
– Я пытаюсь понять, как умирают, Ноам, потому что я хочу умереть. Давным-давно я изучал, как сохранить жизнь. Теперь я изучаю, как ее прекратить. Я хочу избавиться от этого бессмертия, я его ненавижу. Я хочу освободить свою
Я поделился с ним своим планом: отыскать Дерека, уничтожить его и подарить нам с Нурой несколько лет безоблачной жизни. Тибор улыбнулся, ему был мил всякий план, предполагавший счастье дочери. Затем я признался, что думал обнаружить Дерека за маской Имхотепа, почему и нанялся в Дом Вечности. Наконец я рассказал, что в процессе моего расследования внезапно увидел труп своей доброй знакомой – характера наших отношений я не уточнял, – Фефи, и ввиду мерзостей, практикуемых Мастером Найма и его приспешниками, я постарался проследить, чтобы о ее останках позаботились согласно оплаченным ее дочерьми услугам.
Тибор задумчиво осмотрел мою рану на затылке:
– Ты должен восстановиться. Останься тут на несколько дней, пока рана зарубцуется, гематомы рассосутся. Этот верзила здорово тебе врезал. Когда ты оклемаешься, я помогу тебе незаметно улизнуть.
– Где засел Дерек?
– Я не знаю, Ноам.
– А Нура?
– Повторяю, я не могу тебе сказать. Не беспокойся: Нура непременно объявится, когда ты покончишь с Дереком.
Из последних слов я заключил, что отец с дочерью поддерживают постоянную связь. Эта мысль придала мне сил, и я попытался встать. Ноги задрожали. Страшная головная боль свалила меня, я качнулся и едва успел снова лечь на стол.
Тибор проворчал:
– Несколько дней, Ноам! Обычному человеку понадобились бы месяцы, а ты встанешь на ноги через две недели.
Он подошел к глиняному кувшину, формой напоминавшему огромную маковую коробочку, и вынул из него опий.
– Хочешь травку радости?
– Нет, не беспокойся обо мне.
– В лечебных целях, – счел он должным добавить для самооправдания.
– Но и галлюциноген тоже.
Он улыбнулся. Понятно, что он не оставил привычки прибегать к дурману.
– Точно нет? – настаивал он.
Я снова отмел его приглашение и взглянул ему в лицо:
– Могу я попросить тебя об одной услуге?
– Смотря о какой.
Я коротко изложил ему свою просьбу. Он согласился.
Была тихая безмятежная ночь.
Когда рабочие спали крепким сном, Тибор вошел в подвал; он облачился в широкий плащ, скрыл лицо эффектной маской Анубиса и уже не был похож на немощного старика, с которым я только что разговаривал. Подобный маскарадный костюм он протянул и мне. Я снова был в состоянии двигаться, закутался в плащ и спрятал лицо под маской бурого волка с заостренными ушами.