Темное солнце

– Ты в это веришь?! – воскликнул я.

– Во что?

– В загробный мир, описанный на свитках папируса и стенах храмов? В Дуат, страну Осириса, и в Иалу, поля вечности? В прежние времена мы придерживались иных верований.

– А разве вчера рассуждали лучше, чем сегодня?

Я возразил:

– Никто еще не вернулся из загробного мира, чтобы о нем свидетельствовать.

– Разумеется! – отозвался Тибор. – И что?

– А если это не так?

– Я в него верю, Ноам.

– Что ты о нем знаешь?

– А ты?

Я замолчал. Он настаивал:

– Когда все подернуто дымкой неопределенности, отрицательное суждение стоит не больше положительного.

– Более дальновидным мне кажется воздержаться от утверждения.

– Ах вот как? Если бы я не верил, что в коре обитают Духи, разве я смог бы обнаружить в иве вещество, усмиряющее боль?[35] Нужно идти вперед, Ноам. А чтобы идти вперед, приходится рисковать. Ты пылко любишь свои сомнения. Человек не научится думать лучше, если не будет думать вообще.

Он подошел, схватил меня за руку и прошептал, будто в страхе, что подвальный сумрак может нас услышать:

– Ноам, смерть – это не конец. В этой мастерской я был свидетелем того, как душа покидает тело. Многие века мне привозят сюда тяжелобольных. Когда удается, я их излечиваю; когда же нет, я наблюдаю их в момент смерти. Слушай меня, Ноам: душа существует! Когда умирающий испускает последний вздох, с ним из груди выходит душа Ба и на мгновение зависает в воздухе. Медлит, блуждает поблизости, затем улетает. Я отчетливо ее наблюдал. Легкая вспышка, иногда голубоватая, чаще бесцветная, вроде полупрозрачного пузырька, подымается над трупом, затем уходит своей дорогой. Мне ни разу не удалось поймать Ба, ни руками, ни салфеткой, но я ее взвесил.

Он сгреб пальцами несколько медных крупинок и высыпал их мне на ладонь.

– Три сениуса – вот сколько она весит, человеческая душа.

– Как ты посчитал?

– Я взвесил тело до и после смерти. Как только Ба покидает грудную клетку, тело становится легче на три сениуса[36].

Я смотрел на россыпь зернышек в своей горсти, и от мысли о возможности взвесить душу у меня голова шла кругом.

Тибор продолжал:

– Я пытаюсь понять, как умирают, Ноам, потому что я хочу умереть. Давным-давно я изучал, как сохранить жизнь. Теперь я изучаю, как ее прекратить. Я хочу избавиться от этого бессмертия, я его ненавижу. Я хочу освободить свою Ба от этого скелета. Я мечтаю попасть в Дуат. – Он повернулся ко мне. – А теперь ты объясни мне, что ты здесь делаешь.

Я поделился с ним своим планом: отыскать Дерека, уничтожить его и подарить нам с Нурой несколько лет безоблачной жизни. Тибор улыбнулся, ему был мил всякий план, предполагавший счастье дочери. Затем я признался, что думал обнаружить Дерека за маской Имхотепа, почему и нанялся в Дом Вечности. Наконец я рассказал, что в процессе моего расследования внезапно увидел труп своей доброй знакомой – характера наших отношений я не уточнял, – Фефи, и ввиду мерзостей, практикуемых Мастером Найма и его приспешниками, я постарался проследить, чтобы о ее останках позаботились согласно оплаченным ее дочерьми услугам.

Тибор задумчиво осмотрел мою рану на затылке:

– Ты должен восстановиться. Останься тут на несколько дней, пока рана зарубцуется, гематомы рассосутся. Этот верзила здорово тебе врезал. Когда ты оклемаешься, я помогу тебе незаметно улизнуть.

– Где засел Дерек?

– Я не знаю, Ноам.

– А Нура?

– Повторяю, я не могу тебе сказать. Не беспокойся: Нура непременно объявится, когда ты покончишь с Дереком.

Из последних слов я заключил, что отец с дочерью поддерживают постоянную связь. Эта мысль придала мне сил, и я попытался встать. Ноги задрожали. Страшная головная боль свалила меня, я качнулся и едва успел снова лечь на стол.

Тибор проворчал:

– Несколько дней, Ноам! Обычному человеку понадобились бы месяцы, а ты встанешь на ноги через две недели.

Он подошел к глиняному кувшину, формой напоминавшему огромную маковую коробочку, и вынул из него опий.

– Хочешь травку радости?

– Нет, не беспокойся обо мне.

– В лечебных целях, – счел он должным добавить для самооправдания.

– Но и галлюциноген тоже.

Он улыбнулся. Понятно, что он не оставил привычки прибегать к дурману.

– Точно нет? – настаивал он.

Я снова отмел его приглашение и взглянул ему в лицо:

– Могу я попросить тебя об одной услуге?

– Смотря о какой.

Я коротко изложил ему свою просьбу. Он согласился.

Была тихая безмятежная ночь.

Когда рабочие спали крепким сном, Тибор вошел в подвал; он облачился в широкий плащ, скрыл лицо эффектной маской Анубиса и уже не был похож на немощного старика, с которым я только что разговаривал. Подобный маскарадный костюм он протянул и мне. Я снова был в состоянии двигаться, закутался в плащ и спрятал лицо под маской бурого волка с заостренными ушами.