Темное солнце

Этим утром Фефи встретила меня, скрестив руки на груди, глаза ее так и светились; с высоты своего невеликого росточка она смотрела на меня так победоносно, будто это она изобрела женскую привлекательность и власть над мужчинами. Ее горделивая поза означала, что чудо земное наконец вот-вот свершится.

– И что скажет шалун шалунье? – хвастливо проворковала она.

– Спасибо.

Она зарделась, часто-часто заморгала и засуетилась среди своих флаконов.

– Пусть он следует за мной! Для начала ванна с жасмином. Неферу его обожает. Потом маникюр, педикюр и массаж.

На верхнем этаже служанки приготовили теплую парильню, солнечные и фруктовые ароматы которой приглашали забыться. Я вошел туда и спросил Фефи:

– Расскажи мне подробнее. Чего она хочет? Что у нее за нрав?

Фефи тотчас остановила мои расспросы, приложив палец к моим губам.

– Неферу – это Неферу!

Больше мне ничего не удалось из нее вытянуть; она поспешила в лавочку.

Когда служанки бережно, как священного идола, обсушили меня, я спустился и встретил внизу Пакена. Я спросил его, что же из себя представляет дочь фараона. Тот пожал плечами:

– Неферу – это Неферу.

– Вот вы заладили! Что она любит, кроме жасмина?

Он удивленно присвистнул.

– Ну, это знает только Неферу. И потом…

– Ты смеешься надо мной?

– С чего ты взял?

– Ну так ревнуешь.

Пакен без всякого выражения взглянул на меня:

– Мне незнакомо это чувство.

– Неужели? Ревности подвластны все.

– Но не я. Это было бы свинством. Боги так щедро меня оделили… Ну серьезно, Ноам: если мне вдруг взбрело бы в голову сравнивать себя с другими, я испытывал бы не зависть, а гордость.

Нотка возмущения в его тоне говорила об искренности самовосхваления. И все же он снисходительно буркнул:

– Неферу меня утомляет.

– Почему?

Он закатил глаза. Я не унимался:

– Она требует, чтобы это длилось слишком долго? Чтобы по многу раз?

– Нет.

– Нет?

– Может, именно поэтому она меня и утомляет. В общем, я с удовольствием вручаю тебе этот ценный пакет.

Он ушел. Пакен был убежден, что добровольно отказался от Неферу и передал ее мне, хотя, если верить Фефи, дочь фараона пресытилась им.

Вечером за мной пришли посланцы из дворца. В сопровождении четверых солдат я проник на закрытую территорию, преодолел несколько кордонов охраны. Небо было усеяно звездами; я шел по анфиладе двориков с рядами факелов по сторонам, роскошно изукрашенных, одни помпезнее других, – несомненно, их назначение сводилось к тому, чтобы посетитель ни на миг не усомнился, что входит в обитель божества. Даже самый крошечный проход был украшен фресками, а самая короткая галерея уставлена статуями, любой клочок земли был вымощен алебастровой плиткой.

Вдруг наша группа свернула в сторону. Я подошел к кокетливому зданьицу, обтянутому реечной сеткой, за которую цеплялись розы, жимолость и жасмин, источая уносившийся в небеса аромат. Благосклонная луна тоже стояла на страже этого райского уголка.

Неферу встретила меня без улыбки – «встретила», конечно, это сильно сказано: восседая на троне с золотыми подлокотниками и с ножками в форме когтистых лап, она едва отметила мое появление. Я приветствовал ее нарочито церемонным поклоном, проговорил требуемые этикетом фразы, представился и замер в нетерпеливом ожидании ее указаний. Она даже глазом не повела. Мои слова впечатлили ее не больше птичьего щебета.

Так мы и пребывали каждый на своем месте, она в безмятежности, я в тревоге. Совершил ли я что-то неподобающее? Может, следовало дождаться, когда заговорит она? Или что-то не так было в моей внешности? Мои ладони мгновенно вспотели.

Она прервала молчание:

– Ты в собаках разбираешься?

Ее голос сразу околдовал меня. Очень низкий и бархатистый – казалось, он исходил не от молодой женщины, а от музыкального инструмента, пряного, звучного гобоя, и обнажал чувственную полноту.

Я встряхнулся, чтобы избавиться от чар и сосредоточиться на вопросе.

– Думаю, что да.

Она указала на борзую, которая свернулась клубком на подушке.

– Вот этот! Он меня не слушается. – Она повернулась к псу. – Встань на ноги!

Пес не шевельнулся.

– Подойди ко мне, пожалуйста.

Он повел ухом. Неферу пояснила:

– Он слушается того, кто мне его привел. Меня – нет.

– Можно мне попробовать?

Она кивнула. Я резко крикнул псу:

– Стоять!

Пес тотчас встал.

– Ко мне!

Он послушно подбежал.

– Он слушается только мужчин, – заключила Неферу.

– Ты обращаешься к нему чересчур мягко. И сбиваешь его с толку, произнося слишком много слов. Крикни просто: «Ко мне», «Сидеть», «Стоять».

Она послушалась, и пес подбежал к ней. Это развлекло ее на несколько секунд, потом она зевнула.

– Разговор с собакой не слишком увлекателен. Однако мне казалось, что…

Она прервалась и задумалась, совершенно обо мне позабыв. Я воспользовался случаем, чтобы получше ее разглядеть.