Я затянулся сигарой. Моя мать не помнила, что сделала, пока на следующее утро в дверь не постучала милиция и не спросила, как ее машина оказалась в реке. Она отвертелась – вернее,
– Виктор допрашивает Анну, – сказал Альберт.
Я уставился на него, не зная, кто это.
– Девушка, которая накрывает на стол последние три года.
– А, – я задумался, – маленькая мышка.
Она была самым очевидным подозреваемым. Хотя у меня были сомнения. Мне стоило лишь взглянуть на девушку, и она уже дрожала от страха. Это так раздражало, что я игнорировал ее присутствие, словно она была запуганной бродячей собакой. Если она отравила Милу, то сделала это не одна.
– Как Мила?
Я сощурился, когда услышал озабоченность в голосе Альберта.
– Дочь Алексея в порядке.
Кирилл был уверен, что яда она выпила недостаточно, чтобы находиться в критическом состоянии.
Гребаное везение, что я назвал ее шлюхой. Иначе она бы не вылила остаток яда из чашки и я бы потерял свою заложницу. Но мысль о том, что моя месть могла выскользнуть из рук, не объясняла тяжести в груди всякий раз, когда в голове мелькал убежденный в моем предательстве взгляд Милы.
– Ты же знаешь, что ей тут не место, – сказал Альберт.
Тьма разлилась во мне.
– У тебя появилась способность читать мысли, о которой ты не рассказывал?
– Если Алексей не согласился до сих пор, то и не согласится.
Я выдержал его взгляд. Никому кроме Кристиана я не сказал, что ее отец готов пожертвовать собой. Понимая, что, если это станет известно, я буду выглядеть слабым, будто Мила и впрямь смогла вонзить в меня свои Михайловские коготки. Она этого не сделала. Я просто пока не закончил с ней и знал – если отпущу ее сейчас, то в конце концов все равно потащу ее обратно, чтобы закончить начатое. Это было слишком похоже на моногамию, чтобы я мог переварить. Не говоря уже о том, что будет гораздо сложнее затащить ее в постель, когда мой стол украсит голова ее отца.
– Стоило проследить за Александром, – сказал Альберт.
– Нам не нужно следить за ним.
Он раздражающе вскинул бровь.
– Алексей очень скоро прибежит к ноге, – коротко ответил я, завершая разговор.
– Вероятно, дело сдвинулось бы с мертвой точки, пошли ты ему палец или два. – Альберт поддразнил меня, я не собирался отрезать Миле пальцы, и он знал это.
– Пойди займись чем-нибудь полезным, – ответил я, пристально глядя. – Например, найди гребаную крысу в моем доме.
Клянусь, ублюдок, мать его,
Он не успел даже выйти из комнаты, прежде чем мы нашли предателя. На самом деле, она бросилась к моим ногам и призналась, извергая русские проклятия вперемешку со слезами. Маленькая мышка и в самом деле оказалась крысой. Виктор стоял в дверях. По крайней мере один из моих людей был полезен.
Я опустил взгляд на дрожащую девушку, роняющую слезы на пол.
– Мне нужны имена, – тихо сказал я. – Имена тех, кто тебе помогал. Имена всех, кто слышал хотя бы отзвук твоих разговоров.
– Я… это была одна я, – зарыдала она.
– Посмотри на меня, – потребовал я, и она неохотно подняла взгляд. – Рано или поздно ты расскажешь мне правду. Но чем позже, тем больше моих людей успеют воспользоваться тобой.
Я действительно не хотел мучить эту слабую девушку, но своего положения я добился не снисходительностью.
Анна сглотнула, ведя внутреннюю борьбу, а затем назвала мне три имени. Она произнесла их не с грустью или преданностью, а со страхом. Девушка боялась собственной тени, так что это мало для меня значило.
Я кивнул Виктору. Он схватил девушку за руку и потащил ее из комнаты. Двое из тех, кого она назвала, были тут, третий – Абрам, ее отец, – в Москве.
Еще одно раздражающее семейное дело.
Паша был не единственной жертвой Алексея. Дядю Абрама убили в прошлом году, сбив и скрывшись с места происшествия. Он был достаточно стар, чтобы умереть своей смертью, если бы ему предоставили такую возможность.
– Найди Абрама, – велел я Альберту, который все еще стоял у двери. – До тех пор запри его сына и племянника в подвале.