Я не успела закончить, потому что он ударил меня по лицу. Не сильно, но от неожиданности моя голова все равно дернулась. Меня никогда в жизни не били, и этот поступок лишил меня дара речи.
– Я тебе уже говорил, прекрати извиняться, – рявкнул он.
В его заднем кармане зазвонил мой телефон. Ронан наблюдал за мной, позволяя ему звонить и звонить, прежде чем поменять свой сотовый в руке на мой. Он переключил сотовый на громкую связь и встал в полный рост.
– Алексей, – сказал он. – Надеюсь, погода в Сибири хорошая.
– Если ты навредил моей дочери, я тебе член отрежу и затолкаю в горло твоей шлюхи. – Голос моего папы резал комнату словно нож, так резко и чуждо, что по спине у меня побежал холодок. Я почувствовала, будто меня ударили в десять раз сильнее, чем ударил Ронан минуту назад.
Ронан усмехнулся.
– Как всегда изобретательно, Алексей. К сожалению, как ты только что видел, мой член ближе к твоей дочери, чем ты.
Мой взгляд остановился на татуировках на пальцах моего похитителя, и внутри все похолодело. У него были люди, выполнявшие его приказы, он был немыслимо богат и, очевидно, сидел в тюрьме.
Как там называется русская мафия?
Это объясняло странных людей, приходивших и уходивших из нашего дома, молчание отца о своей работе, его отказ везти меня в Россию и Ивана. Это объясняло красную краску, сочившуюся из-под…
– Она не имеет никакого отношения к нашим делам, – рявкнул папа.
– Глупости, – сухо возразил Ронан, глядя на меня.
– Она могла бы быть близняшкой Татьяны. Должно быть, неловко трахать женщину, которая выглядит точь-в-точь как она.
Единственным, кто поставил меня в неловкое положение, был этот бессердечный ублюдок.
– Мила совсем не похожа на свою мать.
– Теперь я в это верю, – протянул Ронан, прислоняясь к комоду. – Я слышал, она была сукой-садисткой.
Горло у меня сжалось.
Он лгал. Он должен был лгать. Хотя я не могла не вспомнить странные реакции в ответ на ее имя, включая ужас, с которым смотрела на меня Вера.
Нет. Я не позволю ему разрушить память о моей матери… По крайней мере ту, которую я создала.
– Достаточно, – прорычал папа. – Мы оба знаем, чего ты хочешь. Я обменяю себя на нее.
Понимание ужасом парализовало легкие.
–
Я знала, что Ронан сделает с моим папой. Знала, что никогда его больше не увижу. Мысль о том, что мне придется идти по жизни в полном одиночестве, тяжелым грузом легла мне на грудь. Я не знала о том, что творил мой отец – об этой тайной, ужасающей жизни, которую он вел, – но я не могла забыть, каким хорошим отцом он всегда был. Тем, который в детстве всегда заплетал мне волосы вместо матери, которой у меня никогда не было. Тем, кто читал мне сказки на ночь, целовал меня в лоб и называл своим маленьким ангелом.
–
– Прости, папа. – Я всхлипнула.
Ронан прищурился.
– Я не должен был так долго скрывать от тебя свою жизнь. Я лишь хотел уберечь тебя.
Не потому ли он солгал о моей смерти в младенчестве и запер меня в Майами?
– Это никогда не должно было коснуться тебя, и мне жаль, что так вышло. Просто знай, что я всегда любил тебя, Мила, что бы ты обо мне ни услышала. – Это был третий раз в жизни, когда я услышала от него, что он любит меня, и это разбило мне сердце.
– Прошу, не делай этого, папа, – взмолилась я. – Он убьет тебя.
– Иван останется с тобой. Он о тебе позаботится.
Неприятное напряжение высосало из воздуха кислород. Ронан пробежался большим пальцем по шраму на своей нижней губе, и что-то неясное промелькнуло в его взгляде, но я не смогла разглядеть это сквозь слезы.
– Это все моя вина, – плакала я.
– Нет, – резко сказал папа. – Моя, и я возьму ответственность за это.
По его тону я поняла, что разговор окончен. Я прикусила губу, сдерживая ответ, пока не почувствовала вкус крови. Металлический привкус обычно заставлял мое давление падать, но в ужасе ситуации я ничего не почувствовала.
Ронан, глядя сухо, нарушил молчание.
– Все это немного мелодраматично для меня.
До этого момента я не знала, что такое ненависть. Тугой комок разрушения рос у меня в груди.
– Пришли координаты для обмена, – сказал папа.
Ронан молчал, наблюдая за мной с задумчивым и беспокойным блеском в глазах.
– Что, никакого злорадства? Непохоже на тебя,
Желудок у меня сжался, мои губы приоткрылись в осознании.
Ронан усмехнулся, увидев выражение моего лица.
– Не смотри на меня так, будто я это придумал. Я предпочитаю, чтобы женщина выкрикивала мое христианское имя, когда я вхожу в нее.
Я ошибалась. У Дьявола не было красной кожи и раздвоенного хвоста. Хаос в Москве он наводил грязными словами, легкой улыбкой и змеей вместо сердца.
– Мы договорились? – рявкнул папа.
Ронан долго и пристально смотрел на меня, от его холодного взгляда волоски на руках встали дыбом.
– Нет.
–
– Думаю, сначала я бы хотел немного поиграть со своей новой зверушкой.