— Я никогда не хотела помолвки.
— Ну что ж, тогда поздравляю, — процедил он сквозь зубы. — Потому что этого не будет.
Слово «
От последней правды по моим щекам потекли горячие слезы. Я опустила голову, чтобы Ронан не мог их видеть. Пальцы скользнули дальше вниз по зеркалу, когда я плакала о неопределенном будущем и о мужчине, трахающем меня физически и эмоционально.
Ронан замер на секунду, прежде чем медленно поднял мою голову так, чтобы мог видеть отражение. Грязное зеркало. Сквозь засохшую кровь на моем лице тянулись красные дорожки слез. Покрытые татуировками пальцы схватили меня за горло.
—
Я отрицательно покачала головой.
— Я имел в виду не только физическое состояние, Мила.
Его слова обожгли мне глаза, и я снова покачала головой.
— Почему слезы?
У меня перехватило горло, я просто подняла плечо, прикусив губу, сдерживая внезапное желание зарыдать, но нежность его рук на моем лице сломала меня, как плотину.
С грубым звуком Ронан прижал мое лицо к своей груди.
— Я никогда не встречал девушки, которая плакала бы так сильно, как ты. Ты как водопроводный кран. — он позволил мне долго рыдать у него на груди. Когда слезы исчезли, он спросил: — Это из-за твоего отца?
Я судорожно сглотнула.
— Кое-что из этого.
— Остальное?
Я не хотела думать о своем отце/маме/убийстве, поэтому избегала этого.
— Иван теперь ненавидит меня… — на секунду воцарилась тишина, но он ждал продолжения, каким-то образом зная, что это еще не все. — Я всегда хотела семью… братьев и сестер. — мои голос был полон эмоций. — И похоже, они тоже меня ненавидят.
Ронан приподнял мой подбородок, чтобы встретиться взглядом, смахивая слезу большим пальцем.
— Львы не теряют сна из-за мнения овец.
Мое тело успокоилось, каждая клеточка во мне впитывала его слова и оставляла невесомость позади. Он снова вел себя прилично, но на этот раз я не жаловалась.
Было слишком поздно для этого.
Я любила его черное и серое, и все оттенки между. Я любила его так сильно, что это было заложено в моей коже. Я любила его и, даже зная, что потеряю его, чувствовала, что мое сердце просто остановится, если я не скажу ему.
Со вздохом я открыла рот, но он медленно закрылся от того, что я увидела в его глазах — или, скорее, от того, что он увидел в моих. Его мягкость испарилась, и холодный, бесчувственный
Я не знала, как долго стояла. Это должны быть остаточные слезы. Или игра света. Хотя я знала, что это не так, когда смех мадам Ричи вернулся, эхом отдаваясь в ушах. Ее кудахтанье обернулось в колдовское крещендо «поздравляю», пока я смотрела в свои льдисто-голубые глаза с блеском, которого им всегда не хватало.
Я догадалась, что искры исходят от страсти.
Даже те, которые в конечном итоге уничтожат вас.
Зеркало разлетелось вдребезги от одного удара моей руки. Выходя из комнаты, они звенели, как ненастроенные музыкальные ноты.
Глава 47
Мила
Acrasia — отсутствие самоконтроля.
Юлия остановила меня в дверях спальни и насмешливо оглядела с головы до ног.
— У нас гости, — строго сказала она. — Ты должна что-то сделать со своей, — она ткнула рукой мне в грудь, — Грудью.
Я посмотрела на упомянутую грудь и не увидела в ней ничего плохого. Для разнообразия я даже надела брюки клеш с высокой талией. Можно было бы подумать, что Юлия воспримет это как победу. Я знала, что Ронан так и сделает.
Я подняла свой взгляд к ее.
— К твоему сведению, их десятилетиями называли «сиськами». И учитывая тот факт, что я была привязана к кровати
Она уперла костлявые руки в бока.
— Это было в гостевой комнате. Ты не выставляла напоказ свою грудь по всему дому.
Лежать голой в комнате для гостей, чтобы гости могли видеть ее: 👍🏻
Не надеть лифчик под футболку: 👎🏻
Имело смысл.
Я вздохнула.
— Что бы ты хотела, чтобы я сделала со своей грудью, Юлия?
— Надень лифчик, — сказала она, будто это очевидно. — И не какую-то прозрачную вещь, предназначенную для возбуждения мужских желаний.
Когда она начала разглагольствовать о необходимой поддержке, в которой нуждается грудь, я подняла палец, успокаивая ее, и сказала:
— Я принимаю это во внимание.
Она нахмурилась, нетерпеливо постукивая ногой. После более долгой, чем требовалось, паузы я наконец опустила палец.
— Ну? — резко спросила она.
— Нет.
Я прошмыгнула мимо нее дальше по коридору.
— Неуязвимая потаскушка, — пробормотала она.
— Старая летучая мышь, — огрызнулась я.