Темное искушение

Я не мог не удержаться, чтобы не укусить каждую обнаженную ягодицу, а затем лизнуть ее от киски до задницы. Она застонала и снова прижалась ко мне. Я хотел, чтобы она кончила на мой язык, но вкус заставлял мои яйца пульсировать.

Я вытер рукой рот в попытке успокоить кровь, стучащую в ушах. Хотя вид ее, стоящей на четвереньках, истощил мою силу воли. Она была так чертовски горяча, что я снова шлепнул ее по заднице.

— Ой, — без особого энтузиазма пожаловалась она. — Это больно.

— Ты сама напросилась, kotyonok.

— Ты можешь просто… — я вошёл двумя пальцами в нее, и она вздохнула: — О Боже.

Она сжала меня так сильно, что я застонал и вышел, прежде чем смог поддаться желанию трахнуть ее ими. Издав разочарованный звук, она повернула голову, смотря, как я обхватил рукой свой член и погладил его один раз. Ее глаза были полуприкрыты.

— Сделай это еще раз, — выдохнула она.

Дерьмо. Она хотела смотреть, как я дрочу.

— В другой раз.

Когда мне не придется бороться с необходимостью кончить.

Потеревшись головкой члена о ее киску, жар от неё почти обжигал, ее охватила дрожь, а пальцы вцепились в простыни.

— Нервничаешь? — грубо спросил я.

— Да.

— Хорошо.

Она была чертовски напряжена, когда я вошел в нее; так напряжена, что почти полностью сопротивлялась мне. Я погладил ее задницу и начал произносить дерьмо, которое не мог контролировать, не зная, на каком языке я говорю. Это мог быть долбаный мандарин.[100]

— Я знаю, что ты можешь взять меня, kotyonok. Ты такая чертовски мокрая. Это самая красивая киска, которую я когда-либо видел.

Наконец она расслабилась. Я наблюдал за ее реакцией в то время как входил все глубже, пока не оказался настолько глубоко, насколько мог. Трахните меня. Мои глаза на секунду закрылись. Она сжала меня, как тугой влажный кулак. Каждая клеточка во мне жаждала большего, но я дал ей время привыкнуть, проводя руками по изгибам ее задницы и сжимая.

Через мгновение она качнулась назад ко мне, и я дал ей больше, выходя, прежде чем медленно войти обратно. Она застонала и упала на локти, упершись руками в спинку кровати. Я знал, что эта киска создана для секса, но… Господи. Я в отчаянии шлепнул ее по заднице, и когда она сжалась вокруг меня, потребовалась каждая унция сдержанности, чтобы поддерживать этот медленный темп.

Она оглянулась через плечо, ее глаза останавливались на каждом ленивом толчке.

— Тебе нравится смотреть? — прохрипел я и, прежде чем она успела ответить, вошёл в неё немного сильнее.

Ее голова упала вперед, и вид того, как она кусает мою подушку, заглушая стон, послал пьянящий прилив в голову, зажигая во мне неистовый огонь. Я зашипел от тугой тяги ее влагалища, давление усилилось в основании моего позвоночника. Я потерялся на мгновение, жестко двигаясь и наблюдая, как ее задница покачивается с каждым толчком.

Когда она потянулась назад и схватила меня за запястье, ее ногти впились в меня, и я понял, что это был рефлекс боли и замедлился. Ей, наверное, было все еще больно после прошлой ночи, а я трахал ее слишком сильно. Мне не понравилось тяжелое чувство, которое это знание послало в грудь. Хотя больше всего мне не нравилось то, что она не собиралась говорить мне, что я причиняю ей боль.

Обняв ее за талию, я притянул ее обратно к своей груди. Она тяжело дышала; опьяненная в мягкую уступчивую дымку. Ее голова упала мне на плечо. Я чувствовал, как колотится ее сердце, как ее пальцы сжимают мое запястье, как она дышит мне в шею. Обычно я этого не замечал, и от всего этого у меня под ребрами образовался узел.

Я скользнул губами по ее уху, мой голос был хриплым.

— Если это слишком, скажи мне. Или я остановлюсь прямо сейчас.

Я скорее получу пулю, чем остановлюсь.

— Я же сказала, что справлюсь, — выдохнула она.

— Мне плевать, что ты можешь вынести. Я не люблю выплескивать боль.

— Ты также не любишь медленное и сладкое занятие сексом. Я не знаю, чего ты хочешь от меня. — в ее голосе прозвучала неуверенность. — Я хочу, чтобы тебе это доставляло удовольствие.

Черт. Она хотела доставить мне удовольствие прямо сейчас. Почему она должна быть такой самоотверженной? Как бы сильно это меня ни раздражало, это также ударило меня в солнечное сплетение. Мне казалось, что я не могу поступить с ней правильно. Она ощущалось слишком хорошей, слишком мягкой, слишком желтой. Это чертовски жадно, но я хотел все, что она могла мне дать.

Я прикусил мочку ее уха.

— Поверь мне, kotyonok, я бы с удовольствием трахнул тебя в замедленной съемке. — я потянул ее за футболку. — А теперь сними это.

Она стянула ее через голову, и это движение поглотило меня своим мягким летним ароматом. Она пахла так чертовски хорошо, что я прикусил ее шею и пососал, оставив еще один след. Вздохнув, она повернула голову, давая мне больше доступа. Я сжал одну из ее сисек в своей руке и сказал:

— Я думаю, что трахну их в следующий раз.