Темное дело

Человек, которого Мален назвал хранителем лучших традиций старой полиции, и Корантен, этот феникс шпионажа, имели секретное поручение. Хозяин Гондревилля вовсе не ошибался, приписывая двойную роль этим мастерам трагифарса. Поэтому, прежде чем увидеть их, что называется, в деле, будет нелишним показать читателю «голову», которой они служили «руками». Будучи избранным первым консулом, Бонапарт застал Фуше на посту министра полиции: Революция без колебаний и вполне резонно выделила полицию в отдельное министерство. Но по возвращении из Маренго Бонапарт создал префектуру полиции и отдал ее под начало Дюбуа, а Фуше назначил государственным советником. Вместо него министром стал член Конвента Кошон, позже получивший титул графа Лапарена. Фуше, который считал министерство полиции важнейшим для правительства с долговременными планами и устойчивой политикой, узрел в этих перестановках немилость или по меньшей мере недоверие. После взрыва «адской машины» и заговора, о котором мы сейчас ведем речь, Бонапарт вынужден был признать недюжинный ум и прозорливость этого великого государственного деятеля и вернуть ему министерский пост. Позднее, устрашившись того, с каким блеском Фуше организовал оборонную операцию против англичан на Валхерене, император отдал министерство полиции герцогу де Ровиго, а герцога Отранского[45] направил губернатором в Иллирийские провинции[46], что было равнозначно изгнанию. Присущая Фуше гениальность, единственная в своем роде и повергавшая в трепет самого Наполеона, проявилась не сразу. Один из виднейших (и недооцененных) деятелей своего времени, он начинал карьеру с безвестности, будучи членом Национального конвента, и закалился в политических бурях. При Директории Фуше поднялся до высот, на которых люди глубокого ума обретают возможность предвидеть будущее, основываясь на опыте, с тем, чтобы позднее, неожиданно для всех, во время стремительной Революции 18 брюмера проявить незаурядную сноровку – так посредственный актер, внезапно попадая в свет софитов, вдруг обретает черты гениальности. Этот человек с бледным лицом, религиозным образованием приученный к скрытности, владевший тайнами монтаньяров, к числу которых когда-то принадлежал, и роялистов, к которым в конце концов примкнул, долго втайне изучал людей, события и сталкивающиеся на политической арене интересы; он разгадал замыслы Бонапарта, дал ему немало полезных советов и ценных рекомендаций. Доказав на деле свои таланты и полезность, Фуше не стал открываться полностью, ибо желал и далее быть в курсе происходящего; но сомнения Наполеона на его счет вернули Фуше политическую свободу. Неблагодарность или, скорее, недоверие императора после валхеренского дела является ключом к пониманию этого человека, который, к несчастью для себя, не был родовит и часто руководствовался примером Талейрана. В тот момент ни прежние, ни новые коллеги Фуше не догадывались о масштабах его истинно министерского и управленческого таланта, ибо прогнозы его всегда оказывались верны, а проницательность была поистине беспримерной. Разумеется, сегодня историк, изучающий период Империи, назовет избыточное самолюбие в числе тысячи прочих причин падения Наполеона, которым он, заметим, искупил свои ошибки, и жестоко. Этот недоверчивый суверен и впрямь ревностно оберегал свою усиливающуюся власть, что не могло не влиять на его поступки и чувства; ревность эта заставляла его втайне ненавидеть людей предприимчивых и умных – драгоценное наследие Революции, с которым он мог бы составить эффективный министерский кабинет и претворить в жизнь все свои планы. Талейран и Фуше были не единственными, кто внушал ему опасения. Главная беда узурпаторов в том, что в числе их врагов оказываются как люди, которые дали им корону, так и те, кто этой короны лишился. Наполеону так и не удалось полностью убедить в законности своего господства тех, кто был выше его или был ему ровней, и тех, кто выступал за справедливость; поэтому никто и не чувствовал себя связанным присягой по отношению к нему. Мален, человек посредственный, не способный ни правильно оценить сумрачный гений Фуше, ни скрыться от его проницательного ока, сгорел, как бабочка в огне свечи, явившись к нему с конфиденциальной просьбой – направить двух агентов в Гондревилль, где сам он рассчитывает кое-что разузнать о заговорщиках. Фуше предпочел ни о чем не расспрашивать, дабы не вспугнуть Малена, однако задался вопросом, почему тот едет в Гондревилль вместо того, чтобы здесь, в Париже, и причем немедленно, сообщить все сведения, которыми он располагает. Бывший ораторианец[47] и искушенный интриган, прекрасно осведомленный о том, что многие члены Конвента ведут двойную игру, он сказал себе: «От кого Мален мог что-либо узнать, если нам самим почти ничего не известно?» Придя к выводу, что заговор либо уже созрел, либо еще только пребывает в зачаточном состоянии, Фуше ни словом не обмолвился об этом первому консулу. Он предпочел сделать Малена своим инструментом, а не лишиться его. У Фуше вошло в привычку утаивать значительную часть секретов, которые он узнавал по долгу службы, что в итоге давало ему даже бо́льшую власть над людьми, нежели та, которой обладал Бонапарт. Подобное двуличие и послужило одной из причин, по которой Наполеон недолюбливал своего министра. Фуше знал, посредством каких махинаций Мален завладел усадьбой Гондревилль и отчего так интересуется судьбой братьев де Симёз. Симёзы служили в армии Конде, а мадемуазель де Сен-Синь приходилась им двоюродной сестрой; следовательно, они могли скрываться неподалеку и участвовать в заговоре, таким образом вовлекая в него и дом Конде, которому были преданны. С точки зрения господ де Талейрана и Фуше, прояснить эту весьма туманную часть заговора 1803 года было очень важно. Все эти соображения Фуше принял в расчет незамедлительно и со свойственной ему проницательностью. Однако узы, связывавшие их с Маленом и де Талейраном, вынуждали его действовать с большой осмотрительностью, для чего желательно было как следует изучить шато в Гондревилле. Корантен был предан Фуше беззаветно, как г-н де ла Бенадьер – Талейрану, Генц – князю Меттерниху, Дандас – премьер-министру Питту, Дюрок – Наполеону, а де Шавиньи – кардиналу де Ришелье. Он был не советником бывшего министра, но его преданным рабом (как Тристан Лермит[48] – для Людовика XI); Фуше оставил Корантена в министерстве полиции, дабы по-прежнему иметь там свои «глаза» и «руку». Поговаривали даже, что этот молодой человек связан с Фуше узами родства, о которых не принято объявлять публично, поскольку последний щедро вознаграждал своего помощника за каждую оказанную им услугу. Корантен подружился с Пейрадом, выучеником последнего лейтенанта полиции, однако своими секретами с ним не делился. От Фуше Корантен получил приказ изучить внутреннее устройство шато Гондревилль, как следует все запомнить и исследовать имеющиеся в доме тайники. «Возможно, нам еще придется туда вернуться», – сказал ему бывший министр – совсем как Наполеон, когда, планируя отступление, приказывал своим генералам хорошенько изучить поле битвы при Аустерлице. Помимо прочего, Корантену поручено было присмотреться к Малену, узнать, насколько велико его влияние в тех краях и что за люди ему служат. Фуше не сомневался, что де Симёзы находятся неподалеку. Организовав слежку за этими двумя офицерами армии принца Конде, Пейрад с Корантеном могли раздобыть ценные сведения об ответвлениях заговора по ту сторону Рейна. Как бы то ни было, Корантен получил средства, указания и достаточное количество агентов, чтобы окружить Сен-Синь и прочесать окрестности, от леса Нодем до самого Парижа. Фуше рекомендовал вести себя в величайшей степени осмотрительно и не подвергать шато-де-Сен-Синь обыску, если только полученные от Малена неопровержимые сведения его к этому не вынудят. Также он поручил особому вниманию Корантена странного человека по фамилии Мишю, который уже три года находился под надзором полиции. Корантен мысленно согласился с начальником: «Малену известно о заговоре! Но как знать, не замешан ли в нем и сам Фуше?» В Труа Корантен прибыл раньше, чем Мален. Там он обо всем договорился с комендантом жандармерии и отобрал самых смышленых его людей, дав им в начальники толкового капитана. Этому капитану он указал в качестве места сбора шато Гондревилль и распорядился, чтобы с наступлением ночи в разных пунктах долины Сен-Синь достаточно далеко друг от друга, чтобы не вызывать подозрений, были расставлены четыре пикета по три жандарма в каждом. Далее жандармам предстояло рассредоточиться, образовав каре, и, постепенно сжимая его, двинуться к шато-де-Сен-Синь. Оставив Корантена хозяйничать в Гондревилле, пока они с Гревеном беседовали, Мален тем самым позволил своему парижскому гостю осуществить часть задуманного. Вернувшись из парка, государственный советник с такой уверенностью заявил, что де Симёзы и дʼОтсеры прячутся поблизости, что Корантен с Пейрадом поспешно отослали капитана, который, к счастью для молодых дворян, прошел через парк как раз в то время, когда Мишю спаивал явившегося шпионить Виолетта. Начал государственный советник с того, что описал западню, в которую чуть было не попал. Тогда парижане пересказали ему эпизод с карабином, и Гревен отправил Виолетта посмотреть, что происходит в павильоне. Корантен порекомендовал нотариусу осторожности ради увезти Малена с собой и оставить на ночь в своем доме, в Арси. И вот, в тот самый миг, когда Мишю бросился через лес к шато-де-Сен-Синь, Пейрад с Корантеном как раз выезжали из Гондревилля в дрянном плетеном кабриолете, запряженном почтовой лошадью. Правил им капрал из Арси, один из хитрейших в жандармском полку, которого им посоветовал прихватить с собой комендант жандармерии в Труа.