Тема с вариациями

М е ф и с т о ф е л ь. Превосходные рассуждения. Для людей. Однако ни один из вас, даже самый старый и больной, никогда не умирал с охотой. Миллионы раз я слышал жалобы несчастных людей, которые говорили: лучше смерть, чем такая жизнь. Но когда приходил их срок, они цеплялись за жизнь не менее, чем люди счастливые.

Ф а у с т. Это естественно. Ибо первые не могли никак примириться с тем, что в жизни им больше нечего получить, а вторые знали, что теряют. Зачем, однако, говорить с тобой об этом, когда ты не в состоянии жить? Ах, если бы удалось научить тебя чувствовать, ты понял бы, что такое счастье. Но ты бы и понял тогда, какое несчастье жить вечно.

М е ф и с т о ф е л ь. Хорошо. Довольно слов. Я не боюсь ваших страданий, как вы боитесь моего бессмертия. Я вообще не знаю страха, а потому ничего не боюсь. Не боюсь научиться чувствовать, даже если от этого бессмертие покажется мне невыносимым.

Ф а у с т. Для того чтобы чувствовать, как человек, надо быть человеком. Можешь ли ты стать им?

М е ф и с т о ф е л ь. Я могу принять любую оболочку. И разве сейчас я не в образе человека?

Ф а у с т. Не более, чем этот скелет.

М е ф и с т о ф е л ь. Как же стать человеком?

Ф а у с т. Надо им родиться. Однако если ты решаешься, то я обещаю подумать о том, как научить тебя чувствовать. Но помни: тот, кто хоть на мгновение вкусил жизнь, тот понял, что все хорошо лишь до тех пор, пока имеет конец. И помоги тогда тебе преисподняя перенести гнет твоего бессмертия.

М е ф и с т о ф е л ь. Согласен.

Мефистофель закрывается с головой плащом и пропадает.

Фауст наклоняет голову и засыпает.

КАРТИНА ВТОРАЯ. — УТРО

Фауст сидит все в той же позе. Невидимые часы медленно бьют десять. С последним ударом дверь в комнате растворяется и входит слуга  И о г а н н, мужчина среднего возраста. Одет в полосатый камзол и такие же чулки. Когда говорит, то держит голову несколько набок. Он почтительно подходит к креслу Фауста.

И о г а н н. Господин доктор… Сударь!

Ф а у с т (поднимает голову). Да?

И о г а н н. Десять часов, сударь.

Ф а у с т. Хорошо. Там уже кто-нибудь есть?

И о г а н н (с гримасой). Дама, сударь.

Ф а у с т (встает). Проси.

Иоганн уходит. Фауст скрывается за занавеской справа. Дверь распахивается, и в комнату входит полная высокая  д а м а  лет сорока, одетая пышно и безвкусно, с многочисленными лентами и оборками. Увидев, что в комнате никого нет, она начинает озираться. Входит  Ф а у с т. Он снял халат и надел камзол. Фауст кланяется даме, та отвечает ему поклоном.

Прошу вас сесть, сударыня. Чем могу служить?

Дама садится, и Фауст также.

Д а м а. Сударь, дело, по которому я к вам пришла, весьма интимного свойства. Я слышала, что вы ученый человек, для которого нет ничего невозможного.

Ф а у с т (прикладывает руку к сердцу и, слегка приподнявшись, кланяется). Буду рад оказаться вам полезным, сударыня.

Д а м а. Я надеюсь, что все, о чем я вам расскажу, останется между нами?

Ф а у с т. Безусловно.

Д а м а. В таком случае… Но я лучше расскажу по порядку… Есть молодая вдова, которая вот уже несколько лет как потеряла своего мужа. Но не потеряла ни своей молодости, ни, как утверждают люди, красоты, ни — увы! — способности увлекаться.

Ф а у с т. Легко представляю себе, сударыня.

Д а м а. И вот эта дама встретила юношу.

Фауст кивает головой.

Этот юноша несколько моложе дамы… Но лишь годами, а отнюдь не сердцем.

Ф а у с т. Разумеется.

Д а м а. Что мне еще вам сказать? Дама не смогла не оценить достоинств юноши. Но он не смеет полюбить ее. Разность в положениях, некоторая разница в… летах и прочее… Одним словом, он даже не думает о том, что эта дама может им увлечься. А врожденная стыдливость и скромность дамы не позволяют ей дать ему понять, что… ну, как бы это сказать… что он может надеяться… ну… найти…

Ф а у с т. Все понятно, сударыня. Но что же привело вас ко мне?

Д а м а. Вы ученый, сударь, и доктор. Может быть, вам известно средство, разумеется безвредное…